необъяснимымъ, безсознательнымъ любопытствомъ, точно управляемый чьей-то чужой нѣжной, но могучей волей, потянулся за одной изъ лежавшихъ на столѣ книгъ, переплетенной въ ярко-красный сафьянъ, и раскрылъ ее.
На самомъ верху первой, обычно пустой страницы выцвѣтшими рыжими чернилами, очевидно, гусинымъ перомъ, четкимъ стариннымъ почеркомъ съ раздѣльными буквами въ словахъ, съ «н« похожими на «т« и «д« на «п«, тѣмъ характернымъ почеркомъ конца XVIII столѣтія, который такъ наивно схожъ съ печатнымъ курсивомъ того времени, было очаровательно-красиво выведено.
«Сія книга замѣтъ, наблюденій и опытовъ начата Отставнымъ Лейбъ-гвардіи Поручикомъ княземъ Никитой Федоровичемъ Калязинымъ Апрѣля 11-го дня, 1786-го года въ усадьбѣ Свистуны, Калязинской вотчины, Пензенской Губерніи.«
Нѣсколько ниже, посрединѣ страницы, круглымъ почеркомъ николаевскихъ временъ со множествомъ завитковъ надъ большими буквами и съ закорючками на хвостахъ выступающихъ буквъ, въ родѣ «р«, «д«, «у«, «з« и т. п. стояло:
«Сію книгу разыскалъ на ларькѣ у Сухаревой башни 24-го апрѣля 1848 года и того же числа приступилъ къ ея продолженію, дворянинъ Сергѣй Эрастовичъ Гречухинъ.
Москва, Сивцовъ Вражекъ, свой домъ.«
И еще ниже мелкимъ, легкимъ, граціознымъ, безъ малѣйшихъ нажимовъ, своеобразнымъ почеркомъ умницы, скупца, фантазера и математика:
«По мѣрѣ слабыхъ силъ буду продолжать этотъ великій трудъ, оставленный мнѣ по завѣщанію, какъ неоцѣненый даръ, моимъ учителемъ и другомъ. Надворный совѣтникъ Аполлонъ Цвѣтъ. 1899 г. Апрѣля 3-го, ус. Червоное, Черниг. губ. Стародубскаго у.«
Съ почтительнымъ, тревожнымъ и умильнымъ чувствомъ принялся Цвѣтъ бережно перелистывать одну за другой твердыя, какъ картонъ, желтыя, какъ слоновая кость, страницы.
Но содержаніе книги было выше тѣхъ средствъ, которыми Цвѣтъ располагалъ. На каждомъ шагу попадались въ ней мѣста, а порою и цѣлыя страницы, писанныя по-французски и по-нѣмецки, часто по-латыни, рѣже по-гречески, иногда же встрѣчалась пестрая восточная вязь—не то арабская, не то еврейская. Изъ латинскихъ словъ Цвѣтъ еще кое-какъ, съ трудомъ, напрягая усиленно память, понималъ десятое слово (онъ когда-то, въ свое время, дошелъ до
