выхъ ключей. На прощаніе батюшка далъ Цвѣту запасную свѣчу и пригласилъ его на завтра къ утреннему чаю.
— Если что понадобится, радъ служить. По-сосѣдски. Какъ никакъ, а будемъ жить рядомъ. Но простите, что не провожаю лично. Народъ у насъ сплетникъ и дикарь, и даже многіе склоняются къ уніи.
Ночь была темна и беззвѣздна, съ легкимъ теплымъ вѣтромъ. Свѣтло-желтое, мутное пятно отъ фонаря причудливо раскачивалось на колеяхъ, избороздавшихъ дорогу. Цвѣтъ не видѣлъ своего провожатаго, шедшаго рядомъ, и съ трудомъ разбиралъ его слабый, тонкій, шамкающій голосъ. Старикъ, по его словамъ, оказывался единственнымъ безстрашнымъ человѣкомъ во всемъ Червономъ, но Цвѣтъ чувствовалъ, что онъ привираетъ для собственной бодрости.
— Чего мнѣ бояться. Я ничего не боюсь. Я—солдатъ. Еще за Николая, за перваго, севастопольскій. И подъ турку ходилъ. Солдату бояться не полагается. Пятнадцать лѣтъ я сторожемъ при церкви и на кладбищѣ. Пятнадцать лѣтъ моя такая должность. И скажу: все пустое, что бабы брешутъ. Никакихъ нѣтъ на свѣтѣ: ни оборотней, ни привидѣніевъ, ни ходячихъ мертвяковъ. Мнѣ и ночью доводится иной разъ сходить на кладбище. Въ случаѣ воры, или шумъ какой и вообще. И хоть бы что. Которые умерли, они сплятъ себѣ тихесенько, на спинкѣ, сложивши ручки, и ни-муръ-муръ. А нечистая сила, такъ это она въ прежнія времена дѣйствовала, еще когда было припасное право, когда мужикъ у помѣщика былъ въ припасѣ. Тогда, бывало, иной землячокъ, отчаявшись, и душу продавалъ нечистому. Это бывало. А теперь вся чертяка ушла на зализную дорогу, да на пароходы, чтобъ ей пусто было. Вотъ еще по элекстричеству работаетъ.
Старикъ, а за нимъ Цвѣтъ прошли черезъ ворота, уныло поскрипывавшія голосомъ Тоффеля, вдоль черной аллеи, глухо шептавшей невидимыми вершинами, до самаго дома. Долго имъ обоимъ пришлось повозиться съ ключами. Покрытые древней ржавчиной, они съ трудомъ влѣзали въ замки и не хотѣли въ нихъ вращаться. Наконецъ, послѣ долгихъ усилій, подалась кухонная дверь. Кажется, она не была даже заперта, а просто уступила сильному толчку.
Старикъ ушелъ, отдавъ Ивану Степановичу свой фонарь. Цвѣтъ остался въ пустомъ и незнакомомъ домѣ. Онъ не испыты-
