ѣдемте же. На вокзалѣ у насъ еще хватитъ времени слегка позавтракать и распить за здоровье новаго помѣщика бутылочку. Поммери-секъ. Нѣтъ, ужъ вы выходите первымъ. Я за вами. По-румынски. Вотъ такъ.
Черезъ часъ этотъ энергичный, всезнающій, все предвидящій дѣлецъ услужливо подсаживалъ Цвѣта на ступеньки вагона I класса. Въ послѣднюю минуту какъ-то само собой очутилась въ его рукахъ изящная, небольшая плетеная корзиночка. Подавая ее вверхъ, въ руки Цвѣта, онъ сказалъ съ пріятной улыбкой:
— Не откажите принять. Это такъ… дорожная провизія… Немного икры, рябчики, телятина, масло, яйца и другая хурда-мурда. И парочка краснаго, Мутонъ-Ротшильдъ. Не поминайте же лихомъ. Ждите отъ меня телеграммы… А если будетъ надобность, телеграфируйте мнѣ сюда, въ Бель-вю. До свиданія. Не хочу затруднять нелѣпымъ торчаніемъ у вагона. Мои комплименты.
И, галантно поцѣловавъ кончики обтянутыхъ черной перчаткой пальцевъ онъ скрылся въ толпѣ.
Дорога промелькнула необыкновенно быстро. Ни разу еще въ своей жизни не путешествовалъ Цвѣтъ съ такими широкими удобствами, и никогда не бѣжало такъ незамѣтно для него время. Попадались ему очень любезные спутники—вѣжливые, внимательные, разговорчивые безъ навязчивости. Сладко и глубоко спалъ Цвѣтъ двѣ ночи подъ плавное укачиваніе пульмановскихъ рессоръ, а днемъ любовался изъ окна на рѣки, поля, лѣса и деревни, проходящіе мимо и назадъ, или основательно и съ толкомъ закусывалъ въ свѣтломъ нарядномъ вагонѣ-ресторанѣ, гдѣ на блестящихъ снѣжныхъ скатертяхъ раскачивали свои яркія головки цвѣты, а за столами сидѣли обычныя дамы поѣздовъ-экспрессовъ: всѣ, какъ на подборъ, большія, пышнотѣлыя, роскошно одѣтыя, самоувѣренныя, съ громкимъ смѣхомъ и французскими словами,—женщины, пахнувшія крѣпкими, терпкими духами. Для него онѣ были созданіями съ другой планеты и возбуждали въ немъ любопытство, удивленіе и стѣснительное сознаніе собственной неловкости.
Одно только безпокоило и какъ-то непріятно, пугающе раздражало Цвѣта въ его праздничномъ путешествіи. Стоило ему
