Потолкомъ ему служилъ наклонный и трехгранный скатъ крыши, отчего вся комнатка имѣла форму гроба; зимой бывало въ ней холодно, а лѣтомъ чрезвычайно жарко. Зато за окномъ былъ довольно широкій внѣшній выступъ, на которомъ Цвѣтъ по веснѣ выгонялъ въ лучинныхъ коробкахъ настурцію, резеду, лакфіоль, петунью и душистый горошекъ. Зимою же на внутреннемъ подоконникѣ шарашились колючіе бородавчатые кактусы и степенно благоухала герань. Между тюлевыми занавѣсками, подхваченными синими бантами, висѣла клѣтка съ породистымъ голосистымъ кенаремъ, который погожими днями, купаясь въ солнечномъ свѣтѣ и въ фарфоровомъ корытцѣ, распѣвалъ пронзительно и самозабвенно. У кровати стояли дешевенькія ширмочки съ китайскимъ рисункомъ, а въ красномъ углу обрамленное шитымъ стариннымъ костромскимъ полотенцемъ, утверждено было Божіе Милосердіе, образъ Богородицы-Троеручицы, и передъ нимъ подъ праздники сонно и сладостно теплилась розовая граненая лампадка.
И всѣ любили Ивана Степановича. Квартирная хозяйка—за порядочное, въ примѣръ инымъ прочимъ, буйнымъ и скоропреходящимъ жильцамъ, поведеніе, товарищи—за открытый привѣтливый характеръ, за всегдашнюю готовность услужить работой и денежной ссудой, или замѣнить на дежурствѣ товарища, увлекаемаго любовнымъ свиданіемъ; начальство—за трезвость, прекрасный почеркъ и точность по службѣ. Своимъ канареечнымъ прозябаніемъ самъ Цвѣтъ былъ весьма доволенъ и никогда не испытывалъ судьбу чрезмѣрными вожделѣніями. Хотѣлось ему, правда, и круто хотѣлось—получить завѣтный первый чинъ и надѣть въ одно счастливое утро великолѣпную фуражку съ темно-зеленымъ бархатнымъ околышемъ, съ зерцаломъ и съ широкой тульей, франтовато притиснутой съ обоихъ боковъ. И экзаменъ былъ имъ на этотъ предметъ сданъ, только далеко не блестяще, особенно по географіи и исторіи, и потому мечты носились пока въ густомъ розовомъ туманѣ. Давно заказанная фуражка покоилась въ картонкѣ, въ нижнемъ ящикѣ комода. Иногда, придя изъ присутствія, Цвѣтъ извлекалъ ее на свѣтъ Божій, приглаживалъ бархатъ рукавомъ и сдувалъ съ сукна невидимыя пылинки. Онъ не курилъ, не пилъ, не былъ ни картежникомъ, ни волокитой. Позволялъ себѣ только разумныя и дешевыя удовольствія: по субботамъ, послѣ всенощной—жаркую баню съ долгимъ любовнымъ пареньемъ на полкѣ, а въ воскресеніе утромъ—кофе съ топлеными сливками и съ шафраннымъ
