торыя по этому остались въ запасѣ для домашней надобности.
Но по отношеніи къ нашему мудрецу, Іегова сдѣлалъ исключеніе: ниспослалъ ему въ супруги Венеру, сдѣлавъ это очевидно потому, что именно исключенія всего лучше подтверждаютъ правила. Въ сущности жена Браницкаго талмудиста была по красотѣ своей достойна того, чтобъ быть супругой какого нибудь коронованнаго повелителя; она сдѣлала бы честь любому пьедесталу любой художественной галлереи. Высокая и стройная, щеголявшая удивительно нѣжными, мягкими форфами, на своихъ гордыхъ плечахъ носила она голову рѣдкой, волшебной красоты; черныя косы обрамляли эту прелестную головку, подъ темными бровями, которой искрились нѣжащіе, черные, глубокіе глаза. Руки ея были словно выточены изъ слоновой кости.
Эта женщина, рожденная казалось бы на то, чтобъ царить надъ толпою покорныхъ рабовъ, чтобъ служить моделью художнику, вдохновеніемъ поэту, жила однако жизнью цвѣтка, замкнутаго по своей рѣдкости въ особое отдѣленіе оранжереи. Цѣлые дни можно было видѣть ее сидящею дома въ своей мѣховой накидкѣ, мечтательно созерцающую сквозь стекла оконной рамы улицу. Дѣтей у нея не было — ея мужъ, великій мудрецъ и ученый, штудировалъ Талмудъ и молился, молился и штудировалъ Талмудъ, съ утра и до глубокой ночи. О домѣ заботиться ей не приходилось, такъ какъ она была достаточно богата для того, чтобъ хозяйство все шло само собой, какъ
торые поэтому остались в запасе для домашней надобности.
Но по отношении к нашему мудрецу, Иегова сделал исключение: ниспослал ему в супруги Венеру, сделав это очевидно потому, что именно исключения всего лучше подтверждают правила. В сущности жена Браницкого талмудиста была по красоте своей достойна того, чтоб быть супругой какого нибудь коронованного повелителя; она сделала бы честь любому пьедесталу любой художественной галереи. Высокая и стройная, щеголявшая удивительно нежными, мягкими форфами, на своих гордых плечах носила она голову редкой, волшебной красоты; черные косы обрамляли эту прелестную головку, под темными бровями, которой искрились нежащие, черные, глубокие глаза. Руки её были словно выточены из слоновой кости.
Эта женщина, рожденная казалось бы на то, чтоб царить над толпою покорных рабов, чтоб служить моделью художнику, вдохновением поэту, жила однако жизнью цветка, замкнутого по своей редкости в особое отделение оранжереи. Целые дни можно было видеть ее сидящею дома в своей меховой накидке, мечтательно созерцающую сквозь стекла оконной рамы улицу. Детей у неё не было — её муж, великий мудрец и ученый, штудировал Талмуд и молился, молился и штудировал Талмуд, с утра и до глубокой ночи. О доме заботиться ей не приходилось, так как она была достаточно богата для того, чтоб хозяйство всё шло само собой, как
