— Ну возьми меня въ поденщики.
— Это зависитъ отъ того, что ты за это хочешь получить! — серьезно вымолвила Ципра, но вслѣдъ за тѣмъ всѣ трое расхохотались и втроемъ же принялись работать. Съ этого дня ежедневно все свое свободное время Степанъ посвящалъ на то, чтобъ помогать еврейкамъ въ работѣ, да еще по вечерамъ, Ципрѣ же въ утѣшенье, пѣлъ и игралъ на дудкѣ. Съ красавицей еврейкой онъ говорилъ мало, но когда руки молодыхъ людей встрѣчались, казалось не будетъ конца рукопожатію. Замѣтивъ, что Ципра любитъ цвѣты, Степанъ началъ ей таскать цвѣты; разъ сверхъ того принесъ изъ лѣса, пойманную имъ, живую бѣлку. Не часто встрѣчались взгляды Степана и Ципры, но надо правду сказать, когда бывало, что Степанъ играетъ въ саду, или работаетъ тамъ что нибудь, то подолгу покоился на немъ нѣжный, страстный взглядъ красавицы еврейки.
Какъ-то разъ въ воскресный вечеръ, когда оба они сидѣли у двери еврейской хаты, мимо нихъ проходили нѣсколько подвыпившихъ парней, черезъ край угостившихся въ шинкѣ Чепса; пьянчуги остановились передъ Степаномъ и одинъ со смѣхомъ замѣтилъ:
— Гляди-ка! Степанъ-то нашъ! Совсѣмъ втюрился въ свою жидовку.
— И не боишься ты Степанъ — обратился другой, — что Господь тебя накажетъ за этакое дѣло?
— Все-таки вѣдь она изъ проклятаго племени! — порѣшилъ третій. — Ну а теперь, чортъ съ ней. Пусть она съ нами потанцуетъ. — И пьяный
— Ну возьми меня в поденщики.
— Это зависит от того, что ты за это хочешь получить! — серьезно вымолвила Ципра, но вслед за тем все трое расхохотались и втроем же принялись работать. С этого дня ежедневно всё свое свободное время Степан посвящал на то, чтоб помогать еврейкам в работе, да еще по вечерам, Ципре же в утешенье, пел и играл на дудке. С красавицей еврейкой он говорил мало, но когда руки молодых людей встречались, казалось не будет конца рукопожатию. Заметив, что Ципра любит цветы, Степан начал ей таскать цветы; раз сверх того принес из леса, пойманную им, живую белку. Нечасто встречались взгляды Степана и Ципры, но надо правду сказать, когда бывало, что Степан играет в саду, или работает там что-нибудь, то подолгу покоился на нём нежный, страстный взгляд красавицы еврейки.
Как-то раз в воскресный вечер, когда оба они сидели у двери еврейской хаты, мимо них проходили несколько подвыпивших парней, через край угостившихся в шинке Чепса; пьянчуги остановились перед Степаном и один со смехом заметил:
— Гляди-ка! Степан-то наш! Совсем втюрился в свою жидовку.
— И не боишься ты, Степан, — обратился другой, — что Господь тебя накажет за этакое дело?
— Всё-таки ведь она из проклятого племени! — порешил третий. — Ну а теперь, чёрт с ней. Пусть она с нами потанцует. — И пьяный
