къ тому мѣсту, гдѣ лежала голова умершаго Минчева, нагнулся надъ ней.
— Минчевъ! — взволнованнымъ голосомъ звалъ онъ умершаго. — Ты задремалъ?.. Спишь ты, чтоли!.. Отвѣчай же!
Кругомъ всѣ молчали. Прошла минута полной тишины.
— Минчевъ! — жалобно взывалъ Пинчевъ. — Минчевье! Охъ!.. Да вѣдь никакъ и въ самомъ дѣлѣ онъ умеръ!.. Минчевхенъ!..
И Пинчевъ громко зарыдалъ.
Окружающіе хотѣли отвести его въ сторону. „Онъ нарушаетъ покой мертваго“, шептали они между собою. Но Пинчевъ не далъ себя отвезти. Онъ собралъ всѣ силы и постарался успокоиться хоть немного. Онъ было началъ даже произносить извѣстную молитву надъ умершимъ: „Господь далъ, Господь и взялъ; буди имя Господне благословенно во вѣки“!..
Но дальше Пинчевъ не могъ произносить слова молитвы; силы оставили его и рыданія стиснули ему горло.
Остальные старики-богадѣльники дочли молитву до конца и тихо вышли изъ комнаты; остался тамъ одинъ Пинчевъ. Онъ сѣлъ въ кресло возлѣ постели, на которой покоился трупъ Минчева и такъ сидѣлъ долго, долго, опустивъ на колѣни свои безсильныя руки. Только разъ за весь этотъ долгій періодъ времени, пока онъ упорно смотрѣлъ на лицо умершаго, словно стараясь лучше изучить его, рѣшился онъ шепотомъ обратиться къ покойнику:
к тому месту, где лежала голова умершего Минчева, нагнулся над ней.
— Минчев! — взволнованным голосом звал он умершего. — Ты задремал?.. Спишь ты, чтоли!.. Отвечай же!
Кругом все молчали. Прошла минута полной тишины.
— Минчев! — жалобно взывал Пинчев. — Минчевье! Ох!.. Да ведь никак и в самом деле он умер!.. Минчевхен!..
И Пинчев громко зарыдал.
Окружающие хотели отвести его в сторону. „Он нарушает покой мертвого“, шептали они между собою. Но Пинчев не дал себя отвезти. Он собрал все силы и постарался успокоиться хоть немного. Он было начал даже произносить известную молитву над умершим: „Господь дал, Господь и взял; буди имя Господне благословенно во веки“!..
Но дальше Пинчев не мог произносить слова молитвы; силы оставили его и рыдания стиснули ему горло.
Остальные старики-богадельники дочли молитву до конца и тихо вышли из комнаты; остался там один Пинчев. Он сел в кресло возле постели, на которой покоился труп Минчева и так сидел долго, долго, опустив на колени свои бессильные руки. Только раз за весь этот долгий период времени, пока он упорно смотрел на лицо умершего, словно стараясь лучше изучить его, решился он шепотом обратиться к покойнику:
