носитъ ярмо такого изобилія молитвъ; позднѣе же они сдѣлались неспособны къ этому, почему уже Давидъ сократилъ число молитвъ до одиннадцати.
Жалобный крикъ, раздавшійся съ улицы, наконецъ, обратилъ на себя вниманіе диспутантовъ. Тамъ стояла Рахиль, облеченная въ ночную кофту, которая своей пестротой и количествомъ разноцвѣтныхъ пятенъ напоминала болѣе всего палитру живописца, пишущаго историческую картину; на головѣ перепуганной женщины красовался не то ночной чепецъ, не то колпакъ, что то возвышавшееся въ высь на подобіе вавилонской башни. Рахиль, взывала, поднявъ руки къ небу. Пинчевъ оглянулся и увидалъ, что отступленіе стало невозможнымъ: кругомъ извивались пламенные языки.
Съ низу, къ тому мѣсту, гдѣ диспутантамъ предстояло погибнуть преждевременной смертью, спѣшно приставляли пожарную лѣстницу, верхняя часть которой была обернута въ мокрый войлокъ. Пинчевъ не довѣрился однако этому средству спасенія: онъ усѣлся на гребень крыши въ томъ мѣстѣ, куда не достигало еще пламя и началъ творить молитву. Видя это энергичный Минчевъ, живо схватилъ его своими сильными руками и словно ребенка, съ возможной заботливостію и осторожностью, потащилъ по лѣстницѣ внизъ. Еще на срединѣ лѣстницы Пинчевъ, несомый Минчевымъ, замѣтилъ:
— Если хочешь, такъ вѣдь пророкъ Исайя сократилъ число молитвъ даже до шести.
носит ярмо такого изобилия молитв; позднее же они сделались неспособны к этому, почему уже Давид сократил число молитв до одиннадцати.
Жалобный крик, раздавшийся с улицы, наконец, обратил на себя внимание диспутантов. Там стояла Рахиль, облеченная в ночную кофту, которая своей пестротой и количеством разноцветных пятен напоминала более всего палитру живописца, пишущего историческую картину; на голове перепуганной женщины красовался не то ночной чепец, не то колпак, что-то, возвышавшееся ввысь наподобие вавилонской башни. Рахиль, взывала, подняв руки к небу. Пинчев оглянулся и увидал, что отступление стало невозможным: кругом извивались пламенные языки.
Снизу, к тому месту, где диспутантам предстояло погибнуть преждевременной смертью, спешно приставляли пожарную лестницу, верхняя часть которой была обернута в мокрый войлок. Пинчев не доверился однако этому средству спасения: он уселся на гребень крыши в том месте, куда не достигало еще пламя, и начал творить молитву. Видя это, энергичный Минчев живо схватил его своими сильными руками и, словно ребенка, с возможной заботливостию и осторожностью, потащил по лестнице вниз. Еще на средине лестницы Пинчев, несомый Минчевым, заметил:
— Если хочешь, так ведь пророк Исайя сократил число молитв даже до шести.
