Пинчевъ и Минчевъ были до сего времени, какъ извѣстно читателю, трудолюбивые люди, люди, усердно работающіе изъ-за куска хлѣба; всякій могъ брать примѣръ съ нихъ по части того, что значитъ быть работящимъ человѣкомъ. Теперь-же, запасшись богатыми женами, они очень измѣнились. Конечно, они не сдѣлались ни пьяницами, ни шалопаями, ни донъ-жуанами — между польскими евреями донъ-жуаны такъ-же рѣдки какъ и Меламены — оба они даже продолжали заниматься каждый своимъ ремесломъ, но только совсѣмъ не такъ, какъ прежде. Жизнь ихъ была болѣе, чѣмъ обезпечена и потому съ каждымъ мѣсяцемъ все болѣе и болѣе покидали они и свои занятія, и даже своихъ женъ, словомъ, покидали все, что угодно изъ-за Талмуда. Нѣкоторымъ образомъ они заплутались въ томъ прекрасномъ саду, изъ котораго, по выраженію Талмуда-же, изъ четверыхъ гулявшихъ въ немъ, счастливо вышелъ одинъ раввинъ Акиба.
Они спорили, и спорили во всякомъ мѣстѣ, во всякое время, спорили, не чувствуя утомленія, ни разу не давъ остынуть вѣчному жару, воодушевлявшему ихъ. По началу жены ихъ относились къ нимъ съ удивленіемъ, смѣшаннымъ съ благовѣніемъ, а затѣмъ чувства эти смѣнились сожалѣніемъ, а подконецъ дѣло дошло и до упрековъ. Но ничто не помогло! Если Рахиль начинала упрекать и плакать, то Пинчевъ направлялся къ заднему крыльцу и оттуда устремлялся со скоростью степной лошади, за которой гонятся волки, къ деревнѣ, гдѣ жилъ Минчевъ; если обиженная Эстер-
Пинчев и Минчев были до сего времени, как известно читателю, трудолюбивые люди, люди, усердно работающие из-за куска хлеба; всякий мог брать пример с них по части того, что значит быть работящим человеком. Теперь же, запасшись богатыми женами, они очень изменились. Конечно, они не сделались ни пьяницами, ни шалопаями, ни дон-жуанами — между польскими евреями дон-жуаны так же редки как и Меламены — оба они даже продолжали заниматься каждый своим ремеслом, но только совсем не так, как прежде. Жизнь их была более, чем обеспечена и потому с каждым месяцем всё более и более покидали они и свои занятия, и даже своих жен, словом, покидали всё, что угодно из-за Талмуда. Некоторым образом они заплутались в том прекрасном саду, из которого, по выражению Талмуда же, из четверых гулявших в нём, счастливо вышел один раввин Акиба.
Они спорили, и спорили во всяком месте, во всякое время, спорили, не чувствуя утомления, ни разу не дав остынуть вечному жару, воодушевлявшему их. По началу жены их относились к ним с удивлением, смешанным с благовением, а затем чувства эти сменились сожалением, а под конец дело дошло и до упреков. Но ничто не помогло! Если Рахиль начинала упрекать и плакать, то Пинчев направлялся к заднему крыльцу и оттуда устремлялся со скоростью степной лошади, за которой гонятся волки, к деревне, где жил Минчев; если обиженная Эстер-
