была не болѣе, какъ нѣчто, напоминающее разбитую и плохо склеенную куклу, довольно ничтожная фигурка съ маленькимъ зеленовато-блѣднымъ лицомъ, покрытымъ изобильными веснушками и украшеннымъ глазами съ вѣчно красными, воспаленными глазными вѣками. Конечно, Рахиль, такая, какой она была, являлась довольно горькимъ орѣхомъ, но за то орѣхъ этотъ былъ густо позалоченъ, въ родѣ всѣмъ извѣстныхъ орѣховъ святочной елки.
Само собою разумѣется, что Пинчевъ былъ очень доволенъ сложившимися обстоятельствами. Бываетъ же доволенъ своей судьбой какой нибудь юный франтикъ изъ средняго сословія, когда судьба эта пошлетъ ему въ супруги сороколѣтнюю графиню со вставными зубами и общимъ видомъ ободранной кошки! Въ данномъ же случаѣ положеніе было еще завиднѣе: Пинчевъ сразу становился вполнѣ состоятельнымъ человѣкомъ, человѣкомъ, которому всѣ завидовали, которому всѣ охотно кланялись съ полнымъ униженіемъ, свадьбу котораго празновали такъ торжественно, что хоть бы кому.
На слѣдующій день послѣ свадебнаго пированія Минчевъ зашелъ въ шинокъ Блаувейса, зашелъ, не питая особенной надежды на возможность увидѣться въ этотъ разъ съ Эстеркой и полюбоваться ея развѣвающимися косами, дружелюбными, ласковыми глазками, маленькой ножкой обутой въ красныя туфли.
Самъ Блаувейсъ творилъ въ эту минуту свою утреннюю молитву, почему и пребывалъ за печ-
была не более, как нечто, напоминающее разбитую и плохо склеенную куклу, довольно ничтожная фигурка с маленьким зеленовато-бледным лицом, покрытым изобильными веснушками и украшенным глазами с вечно красными, воспаленными глазными веками. Конечно, Рахиль, такая, какой она была, являлась довольно горьким орехом, но за то орех этот был густо позолочен, в роде всем известных орехов святочной елки.
Само собою разумеется, что Пинчев был очень доволен сложившимися обстоятельствами. Бывает же доволен своей судьбой какой нибудь юный франтик из среднего сословия, когда судьба эта пошлет ему в супруги сорокалетнюю графиню со вставными зубами и общим видом ободранной кошки! В данном же случае положение было еще завиднее: Пинчев сразу становился вполне состоятельным человеком, человеком, которому все завидовали, которому все охотно кланялись с полным унижением, свадьбу которого празновали так торжественно, что хоть бы кому.
На следующий день после свадебного пирования Минчев зашел в шинок Блаувейса, зашел, не питая особенной надежды на возможность увидеться в этот раз с Эстеркой и полюбоваться её развевающимися косами, дружелюбными, ласковыми глазками, маленькой ножкой обутой в красные туфли.
Сам Блаувейс творил в эту минуту свою утреннюю молитву, почему и пребывал за печ-
