разу еще не получала отъ него за все время ихъ знакомства.
Съ тѣхъ поръ Минчевъ началъ чаще и чаще появляться въ шинкѣ; онъ попадалъ къ шинку не только безъ пассажировъ, но даже и безъ лошадей, безъ кнута, словомъ отнюдь не по обязанностямъ возницы, а лично самъ для себя; сидя въ общей комнатѣ онъ обыкновенно слѣдовалъ взглядомъ за всѣми движеніями Эстерки. Разъ, что приходилъ въ шинокъ Минчевъ, надобилось конечно, приходить туда и Пинчеву; естественно но этому, что и онъ приходилъ тоже. Пинчевъ и Минчевъ принимались за свои безконечные споры но вопросамъ возбуждаемымъ Талмудомъ, а Эстерка обыкновенно старалась всякую свободную минуту сидѣть возлѣ нихъ, сидѣть и съ самымъ искреннимъ любопытствомъ и уваженіемъ выслушивать все, что говорилъ Минчевъ. Разъ случилось, что купецъ Маркусъ Йоллесъ явился къ Блаувейсу и явился за совѣтомъ; при этомъ оказалось, что вопросъ былъ изъ числа такихъ, въ которыхъ Блаувейсъ и самъ могъ оріентироваться не болѣе своего гостя; какъ ни тянулъ виноторговецъ свою длинную бороду, какъ ни щипалъ ее, но никакого совѣта Йоллесу дать онъ все таки не могъ. Пинчевъ, какъ разъ находившійся на этотъ разъ въ шинкѣ, вступилъ въ разговоръ — дѣло касалось его конька, т. е. Талмуда.
— Всѣ великіе Талмудисты, — началъ онъ, — даже Маймонидъ и Яковъ Бен-Ашеръ разрѣшаютъ вкушать во время праздника пасхи отъ струч-
разу еще не получала от него за всё время их знакомства.
С тех пор Минчев начал чаще и чаще появляться в шинке; он попадал к шинку не только без пассажиров, но даже и без лошадей, без кнута, словом отнюдь не по обязанностям возницы, а лично сам для себя; сидя в общей комнате он обыкновенно следовал взглядом за всеми движениями Эстерки. Раз, что приходил в шинок Минчев, надобилось конечно, приходить туда и Пинчеву; естественно но этому, что и он приходил тоже. Пинчев и Минчев принимались за свои бесконечные споры но вопросам возбуждаемым Талмудом, а Эстерка обыкновенно старалась всякую свободную минуту сидеть возле них, сидеть и с самым искренним любопытством и уважением выслушивать всё, что говорил Минчев. Раз случилось, что купец Маркус Йоллес явился к Блаувейсу и явился за советом; при этом оказалось, что вопрос был из числа таких, в которых Блаувейс и сам мог ориентироваться не более своего гостя; как ни тянул виноторговец свою длинную бороду, как ни щипал ее, но никакого совета Йоллесу дать он всё-таки не мог. Пинчев, как раз находившийся на этот раз в шинке, вступил в разговор — дело касалось его конька, т. е. Талмуда.
— Все великие Талмудисты, — начал он, — даже Маймонид и Яков Бен-Ашер разрешают вкушать во время праздника пасхи от струч-
