пени соотвѣтствовало ея подвижному образу жизни.
И не смотря на всѣ эти качества Минчевъ какъ будто избѣгалъ Эстерки. Останавливаясь у шинка онъ старался не слѣзать съ козелъ, а пока Эстерка была близъ экипажа онъ тщательно обращалъ свой взоръ въ другую сторону, по направленію къ полю. Если ему доводилось сходить съ козелъ, то на ласковый привѣтъ Эстерки онъ отвѣчалъ только поклономъ; затѣмъ онъ особенно подробно осматривалъ своихъ лошадей, экипажъ, кормовыя торбочки, или — если пассажиры слишкомъ долго оставались въ шинкѣ — отправлялся за шинокъ какъ будто съ цѣлью полюбоваться на все окружающее хозяйство Блаувейса.
Эстерка скоро замѣтила такое отношеніе къ себѣ Минчева, и такъ какъ онъ былъ единственнымъ въ своемъ родѣ мущиной, на котораго словно бы не оказывали никакого дѣйствія всѣ ея любезности, то она съ каждымъ разомъ все болѣе и болѣе осаждала его взлядами своихъ прекрасныхъ глазъ и всевозможными дружескими словечками; дѣло дошло наконецъ до того, что Эстерка стала относиться къ Минчеву съ дружелюбіемъ совершенно исключительнымъ, въ результатѣ чего Минчемъ однако не только не развернулся, но сталъ еще сдержаннѣе, еще замкнутѣе.
Разъ случилось Минчеву проѣзжать мимо шинка Блаувейса съ однимъ молодымъ франтомъ, штудировавшимъ право въ Лембергѣ и ѣхавшимъ на время каникулъ въ своимъ родителямъ въ имѣніе, находившееся по близости отъ мѣстечка, гдѣ
пени соответствовало её подвижному образу жизни.
И не смотря на все эти качества Минчев как будто избегал Эстерки. Останавливаясь у шинка он старался не слезать с козел, а пока Эстерка была близ экипажа он тщательно обращал свой взор в другую сторону, по направлению к полю. Если ему доводилось сходить с козел, то на ласковый привет Эстерки он отвечал только поклоном; затем он особенно подробно осматривал своих лошадей, экипаж, кормовые торбочки, или — если пассажиры слишком долго оставались в шинке — отправлялся за шинок как будто с целью полюбоваться на всё окружающее хозяйство Блаувейса.
Эстерка скоро заметила такое отношение к себе Минчева, и так как он был единственным в своем роде мужчиной, на которого словно бы не оказывали никакого действия все её любезности, то она с каждым разом всё более и более осаждала его взлядами своих прекрасных глаз и всевозможными дружескими словечками; дело дошло наконец до того, что Эстерка стала относиться к Минчеву с дружелюбием совершенно исключительным, в результате чего Минчем однако не только не развернулся, но стал еще сдержаннее, еще замкнутее.
Раз случилось Минчеву проезжать мимо шинка Блаувейса с одним молодым франтом, штудировавшим право в Лемберге и ехавшим на время каникул в своим родителям в имение, находившееся поблизости от местечка, где
