жа, править собственными — правда довольно тощими — лошадьми! Тутъ онъ самъ себѣ господинъ! Какъ король глядѣлъ онъ съ своего высокаго трона на тѣхъ, что бѣгаютъ по улицамъ пѣшечкомъ. И Пинчевъ, и Минчевъ, оба были на хорошемъ счету и между евреями и у христіанскаго населенія города; оба они были по существу дѣла порядочными, трудолюбивыми людьми. Ни тотъ, ни другой никогда не были пьяны, ни когда не предавались игрѣ или разгулу, никогда не занимались безцѣльнымъ волокитствомъ за женщинами и дѣвушками. Они любили только, сойдясь вмѣстѣ, обсуждать разные тезисы Талмуда, при чемъ впрочемъ „обсужденіе“ выпадало всегда на долю Минчева, такъ какъ Пинчевъ не могъ диспутировать безъ того, чтобъ сей часъ-же не начать кричать во все горло. Они спорили всегда и вездѣ, гдѣ бы и когда бы не сошлись они вмѣстѣ, а такъ какъ сойтись вмѣстѣ они стремились постоянно, то и выходило, что они постоянно спорили. Если напр., Минчеву предстояло вести въ Цабію господина комиссара, которому надобилось попасть туда на засѣданіе комиссіи, то Пинчевъ своевременно припоминалъ, что онъ еще съ мѣсяцъ тому назадъ обѣщалъ передѣлать нѣкоей Горостенской, имѣніе которой было расположено совсѣмъ близь Цабіи, мѣховую бархотную кофту; по этому Пинчевъ стремился сѣсть къ Минчеву на козлы, чтобы хоть тамъ можно было диспутировать излюбленные вопросы Талмуда; съ самаго ранняго утра онъ уже сидѣлъ на лавочкѣ у воротъ Комиссарова дома и дошивалъ кофту въ ожи-
жа, править собственными — правда довольно тощими — лошадьми! Тут он сам себе господин! Как король глядел он с своего высокого трона на тех, что бегают по улицам пешочком. И Пинчев, и Минчев, оба были на хорошем счету и между евреями и у христианского населения города; оба они были по существу дела порядочными, трудолюбивыми людьми. Ни тот, ни другой никогда не были пьяны, ни когда не предавались игре или разгулу, никогда не занимались бесцельным волокитством за женщинами и девушками. Они любили только, сойдясь вместе, обсуждать разные тезисы Талмуда, при чём впрочем „обсуждение“ выпадало всегда на долю Минчева, так как Пинчев не мог диспутировать без того, чтоб сей час же не начать кричать во всё горло. Они спорили всегда и везде, где бы и когда бы не сошлись они вместе, а так как сойтись вместе они стремились постоянно, то и выходило, что они постоянно спорили. Если напр., Минчеву предстояло вести в Цабию господина комиссара, которому надобилось попасть туда на заседание комиссии, то Пинчев своевременно припоминал, что он еще с месяц тому назад обещал переделать некоей Горостенской, имение которой было расположено совсем близ Цабии, меховую бархотную кофту; поэтому Пинчев стремился сесть к Минчеву на козлы, чтобы хоть там можно было диспутировать излюбленные вопросы Талмуда; с самого раннего утра он уже сидел на лавочке у ворот Комиссарова дома и дошивал кофту в ожи-
