лодые, сильные, красивые, чуть ли не красивѣйшіе въ округѣ мущины.
— Если вы не хотите бѣжать, — посовѣтовалъ я, — такъ отдайтесь добровольно на судъ міра, обяжитесь возвратить причиненные вами убытки и обѣщайтесь клятвою стать на честный путь и честно работать.
— Работать? Это мы-то должны работать? — крикнулъ кто-то изъ воровъ.
— Вы предлагаете намъ работать? — съ хохотомъ переспросилъ Ставровскій.
— Если я не долженъ красть! — проговорилъ Лобковичъ, молодой малый безъ усовъ и безъ бороды, человѣкъ не болѣе двадцати лѣтъ отъ роду. — Такъ лучше мнѣ не жить. Не выкушаете ли вы лучше съ нами вина, ваша милость? — И онъ налилъ мнѣ стаканъ. — Такъ-то! Я такъ полагаю, что я воровалъ еще въ колыбели, лежа съ моимъ братишкой (мы близнецы съ нимъ были): чай нѣтъ, нѣтъ да и потаскивалъ у него изо рту соску! Ей-ей! Самый горячій калачъ, самое спѣлое яблоко, лучшая слива для меня никогда ничего не стоили, коли я ихъ не укралъ. Что тутъ прикажете дѣлать? А вѣдь отецъ съ матерью всего мнѣ въ волю давали.
— Вотъ это я называю сдѣлаться воромъ заблаговременно! — смѣясь замѣтилъ Кирила.
— Не то, чтобы очень заблаговременно, не то, чтобы слишкомъ поздно! — отшутился Лобковичъ. — А только я могу сказать, что не помню, когда я началъ воровать. Я всегда былъ воромъ, всегда имъ и буду до гробовой доски. Я принад-
лодые, сильные, красивые, чуть ли не красивейшие в округе мужчины.
— Если вы не хотите бежать, — посоветовал я, — так отдайтесь добровольно на суд мира, обяжитесь возвратить причиненные вами убытки и обещайтесь клятвою стать на честный путь и честно работать.
— Работать? Это мы-то должны работать? — крикнул кто-то из воров.
— Вы предлагаете нам работать? — с хохотом переспросил Ставровский.
— Если я не должен красть! — проговорил Лобкович, молодой малый без усов и без бороды, человек не более двадцати лет от роду. — Так лучше мне не жить. Не выкушаете ли вы лучше с нами вина, ваша милость? — И он налил мне стакан. — Так-то! Я так полагаю, что я воровал еще в колыбели, лежа с моим братишкой (мы близнецы с ним были): чай нет, нет да и потаскивал у него изо рту соску! Ей-ей! Самый горячий калач, самое спелое яблоко, лучшая слива для меня никогда ничего не стоили, коли я их не украл. Что тут прикажете делать? А ведь отец с матерью всего мне в волю давали.
— Вот это я называю сделаться вором заблаговременно! — смеясь заметил Кирила.
— Не то, чтобы очень заблаговременно, не то, чтобы слишком поздно! — отшутился Лобкович. — А только я могу сказать, что не помню, когда я начал воровать. Я всегда был вором, всегда им и буду до гробовой доски. Я принад-