они вредили вамъ, обкрадывали васъ, разоряли! Но и они тоже люди и по отношеніи къ нимъ вы должны найти въ себѣ чувство правоты и жалости, какое вы хотѣли бы, чтобъ и къ вамъ питали. Нельзя же съ ними поступать такъ, какъ поступаете вы съ дикими звѣрями, съ волками и медвѣдями, расхищающими ваши стада!
— Да чѣмъ они лучше волковъ и медвѣдей? — вскрикнула Ѳедосья, зеленые глаза которой метали искры и лицо которой передергивалось судоргами.
— Тѣмъ, что они люди! Тѣмъ, что они братья ваши! — отвѣчалъ я ей. — Можетъ быть они гораздо болѣе несчастны, чѣмъ злы! Вѣдь не дикія же они животныя! Должны же вы питать къ нимъ чувство жалости.
— Это значитъ, что если они тащатъ у насъ послѣдній кафтанъ, такъ мы должны имъ отдать и послѣднюю рубашку? — выступилъ впередъ Акентій.
— Сдѣлайте ихъ безвредными! — продолжалъ я уговаривать. — Попытайтесь ихъ исправить, дайте имъ возможность хоть когда-нибудь исправиться и стать честными людьми. Вѣдь рабочій домъ, даже каторжныя работы, все же лучше смерти. Вы подумайте только: вѣдь и на насъ отчасти, на всѣхъ насъ лежитъ доля ихъ грѣховности! Вѣдь не судятъ же насъ, напримѣръ, за то, что мы спокойно видимъ, какъ рядомъ съ нами перебивается со дня на день неимущій братъ нашъ, да еще и не одинъ, а десятки, сотни, тысячи неимущихъ братій. Мы виноваты отчасти въ томъ,
они вредили вам, обкрадывали вас, разоряли! Но и они тоже люди и по отношении к ним вы должны найти в себе чувство правоты и жалости, какое вы хотели бы, чтоб и к вам питали. Нельзя же с ними поступать так, как поступаете вы с дикими зверями, с волками и медведями, расхищающими ваши стада!
— Да чем они лучше волков и медведей? — вскрикнула Федосья, зеленые глаза которой метали искры и лицо которой передергивалось судоргами.
— Тем, что они люди! Тем, что они братья ваши! — отвечал я ей. — Может быть они гораздо более несчастны, чем злы! Ведь не дикие же они животные! Должны же вы питать к ним чувство жалости.
— Это значит, что если они тащат у нас последний кафтан, так мы должны им отдать и последнюю рубашку? — выступил вперед Акентий.
— Сделайте их безвредными! — продолжал я уговаривать. — Попытайтесь их исправить, дайте им возможность хоть когда-нибудь исправиться и стать честными людьми. Ведь рабочий дом, даже каторжные работы, всё же лучше смерти. Вы подумайте только: ведь и на нас отчасти, на всех нас лежит доля их греховности! Ведь не судят же нас, например, за то, что мы спокойно видим, как рядом с нами перебивается со дня на день неимущий брат наш, да еще и не один, а десятки, сотни, тысячи неимущих братий. Мы виноваты отчасти в том,
