шагося отъ пожара воздуха. Я снова увидѣлъ мельничиху, она по прежнему сидѣла на большомъ камнѣ, полуодѣтая, растрепанная, въ нѣмомъ отчаяньи созерцающая печальные остатки всего своего имущества. Я заговорилъ съ ней — она не отвѣчала. Я назвалъ ее по имени — она бросила на меня недоумѣвающій взоръ, словно не узнавая меня, и снова склонила свою голову.
Вдругъ близъ нея раздвинулись вѣтви кустарника и изъ-за нихъ показалось блѣдное, но спокойное лицо съ лихорадочно горящими глазами. Я узналъ Кирилу.
— Ѳедосья! — окликнулъ онъ.
Она по прежнему молчала, оставаясь неподвижною.
— Съ ума ты сошла, что ли? — крикнулъ онъ, подходя къ ней и начиная ее трясти за плечи. — Что молчишь?
Она повернула къ нему лицо, зубы ея заскрежетали, кулаки сжались угрожающимъ образомъ, бѣлки глазъ мигомъ налились кровью.
— Ну! Каково теперь тебѣ? — холодно, со злою усмѣшкой спросилъ онъ. — Какъ поживаешь? Мельничиха молчала.
— Теперь овдовѣла съ Божіей помощью? — продолжалъ Кирила. — Значитъ мы можемъ наконецъ отпраздновать нашу свадьбу; теперь оба равно нищіе, оба не богаче церковныхъ крысъ. Иди! иль можетъ и теперь не хочешь?… Я вѣдь знаю тебя, голубка моя, моя гордая пава!… Такъ что же?… А то я жду тебя со своими товарищами въ шинкѣ. Слышишь ты, голодная тварь, ни-
шегося от пожара воздуха. Я снова увидел мельничиху, она по прежнему сидела на большом камне, полуодетая, растрепанная, в немом отчаянии созерцающая печальные остатки всего своего имущества. Я заговорил с ней — она не отвечала. Я назвал ее по имени — она бросила на меня недоумевающий взор, словно не узнавая меня, и снова склонила свою голову.
Вдруг близ неё раздвинулись ветви кустарника и из-за них показалось бледное, но спокойное лицо с лихорадочно горящими глазами. Я узнал Кирилу.
— Федосья! — окликнул он.
Она по прежнему молчала, оставаясь неподвижною.
— С ума ты сошла, что ли? — крикнул он, подходя к ней и начиная ее трясти за плечи. — Что молчишь?
Она повернула к нему лицо, зубы её заскрежетали, кулаки сжались угрожающим образом, белки глаз мигом налились кровью.
— Ну! Каково теперь тебе? — холодно, со злою усмешкой спросил он. — Как поживаешь? Мельничиха молчала.
— Теперь овдовела с Божией помощью? — продолжал Кирила. — Значит мы можем наконец отпраздновать нашу свадьбу; теперь оба равно нищие, оба не богаче церковных крыс. Иди! иль может и теперь не хочешь?… Я ведь знаю тебя, голубка моя, моя гордая пава!… Так что же?… А то я жду тебя со своими товарищами в шинке. Слышишь ты, голодная тварь, ни-
