Наступило утро. Зарождающійся прелестный лѣтній день озарилъ мягкимъ, ласковымъ свѣтомъ печальную картину пожарища, съ котораго еще поднимались къ небу тонкія струйки бѣловатаго дыма. Спокойная природа ничего не хочетъ знать о человѣческихъ горестяхъ, о человѣческой скорби, о мукахъ и сомнѣніяхъ человѣческой души. Равно ласково свѣтятъ солнечные лучи и горю человѣка и его радостямъ.
Я перепрыгивалъ черезъ догорѣвшіе остатки балокъ, черезъ обуглившіяся бревна; кругомъ ничто не оживляло печальную картину. Съ обычнымъ ровнымъ журчаніемъ катилъ ручей свои воды, унося на нихъ мелкіе остатки разрушенія въ родѣ щепъ, углей, хлопьевъ соломы. Съ ближайшаго поля вынырнулъ жаворонокъ, стремительно рванувшійся въ небесную высь. Я въ первый разъ въ жизни съ грустью слѣдилъ за тѣмъ, какъ утонулъ онъ въ голубомъ пространствѣ; душа моя изнемогала подъ давящимъ ее чувствомъ гнѣтущей скорби.
Медленною, унылою поступью пробирался сквозь поросли и деревья, окружавшія бывшую мельницу, бѣлый громадный песъ мельничихи; въ прежнее время онъ гордо носилъ свою голову, теперь же печально понурилъ ее къ землѣ. Увидя меня, онъ слегка заворчалъ, оскалилъ было зубы, но, должно быть разсудивъ, что теперь уже нечего караулить, пошелъ прочь. Я вышелъ на дорогу, усыпанную теперь чернымъ, обгорѣлымъ, хлѣбнымъ зерномъ до самаго лѣса, словомъ на всемъ протяженіи, куда доносили эти легкіе остатки струи стремив-
Наступило утро. Зарождающийся прелестный летний день озарил мягким, ласковым светом печальную картину пожарища, с которого еще поднимались к небу тонкие струйки беловатого дыма. Спокойная природа ничего не хочет знать о человеческих горестях, о человеческой скорби, о муках и сомнениях человеческой души. Равно ласково светят солнечные лучи и горю человека и его радостям.
Я перепрыгивал через догоревшие остатки балок, через обуглившиеся бревна; кругом ничто не оживляло печальную картину. С обычным ровным журчанием катил ручей свои воды, унося на них мелкие остатки разрушения в роде щеп, углей, хлопьев соломы. С ближайшего поля вынырнул жаворонок, стремительно рванувшийся в небесную высь. Я в первый раз в жизни с грустью следил за тем, как утонул он в голубом пространстве; душа моя изнемогала под давящим ее чувством гнетущей скорби.
Медленною, унылою поступью пробирался сквозь поросли и деревья, окружавшие бывшую мельницу, белый громадный пес мельничихи; в прежнее время он гордо носил свою голову, теперь же печально понурил ее к земле. Увидя меня, он слегка заворчал, оскалил было зубы, но, должно быть рассудив, что теперь уже нечего караулить, пошел прочь. Я вышел на дорогу, усыпанную теперь черным, обгорелым, хлебным зерном до самого леса, словом на всём протяжении, куда доносили эти легкие остатки струи стремив-
