молитву на халдейскомъ языкѣ, тотъ долженъ знать, что молитва его не дойдетъ до Іеговы, ибо ангелы перваго чина, не зная халдейскаго языка, не поймутъ такой молитвы».
— Ну чтожъ? А по твоему это не такъ? — спросилъ Пинчевъ тономъ, въ которомъ слышалось сомнѣніе.
— Ахъ Пинчевъ! — И Минчевъ засмѣялся дѣтски задушевнымъ смѣхомъ. — Если ангелы умѣютъ даже читать въ сердцѣ человѣка, какъ могутъ они не понимать молитвы произнесенной на халдейскомъ языкѣ?
— Однако они этого не могутъ, если такъ насъ учитъ Талмудъ!
— Ты подумай только Пинчевъ, что ты говоришь!
Пинчевъ помолчалъ минутку и снова произнесъ топомъ, которому видимо желалъ придать увѣренность:
— Все таки они не понимаютъ! Не понимаютъ они халдейскаго языка! Не должны понимать.
— Конечно, они понимаютъ!
— Нѣтъ, не понимаютъ!
— Понимаютъ!
— Нѣтъ!
— Да!
— Нѣтъ!
Въ эту минуту спорящіе стояли снова у дома Маркуса Йоллеса. Тишина въ воздухѣ пропитанномъ араматами, была полная. На улицѣ ни — души. Въ домѣ всѣ огни потушены и только изъ одного окна виднѣлся слабый, красноватый
молитву на халдейском языке, тот должен знать, что молитва его не дойдет до Иеговы, ибо ангелы первого чина, не зная халдейского языка, не поймут такой молитвы».
— Ну что ж? А по твоему это не так? — спросил Пинчев тоном, в котором слышалось сомнение.
— Ах Пинчев! — И Минчев засмеялся детски задушевным смехом. — Если ангелы умеют даже читать в сердце человека, как могут они не понимать молитвы произнесенной на халдейском языке?
— Однако они этого не могут, если так нас учит Талмуд!
— Ты подумай только Пинчев, что ты говоришь!
Пинчев помолчал минутку и снова произнес топом, которому видимо желал придать уверенность:
— Всё-таки они не понимают! Не понимают они халдейского языка! Не должны понимать.
— Конечно, они понимают!
— Нет, не понимают!
— Понимают!
— Нет!
— Да!
— Нет!
В эту минуту спорящие стояли снова у дома Маркуса Йоллеса. Тишина в воздухе пропитанном араматами, была полная. На улице ни — души. В доме все огни потушены и только из одного окна виднелся слабый, красноватый
