Въ эту минуту вошла мельничиха, неся бутылку вина. Кирила бросилъ на нее взглядъ, полный нѣжности, молящій, глубокій взглядъ.
— И сдѣлаю все, что вы говорите, — промолвилъ онъ прочувствованнымъ голосомъ, — я буду работать, сдѣлаюсь честнымъ человѣкомъ, если только эта женщина согласится стать моею женой.
— Слышите Ѳедосья? — обратился я къ ней. — Вы можете снасти его!
— Совсѣмъ не стоитъ онъ того, чтобы занимались его спасеніемъ, — равнодушно отвѣтила мельничиха. — Будемъ говорить лучше о чемъ-нибудь другомъ.
— Неужели же вы хотите взять на свою совѣсть то, чѣмъ все это можетъ кончиться? Вѣдь кончится оно ужасно! — попытался я еще.
— Не только возьму охотно на свою совѣсть, но и буду рада присутствовать при томъ, какъ его повѣсятъ.
Мнѣ оставалось только выразить удивленіе и удалиться; она пошла меня проводить. Когда мы вышли изъ хаты, я спросилъ ее еще разъ:
— Да любите ли вы его, послѣ всего того, что я только-что слышалъ?
— Не люблю кромѣ него никого.
— Такъ какже такъ? Какъ тутъ согласить одно съ другимъ.
— А такъ! На него хорошая палка нужна, а жениться ему, этакому нищему, совсѣмъ не зачѣмъ; онъ и такъ, не будучи мужемъ, отъ меня не уйдетъ. Онъ вѣдь хоть и дикій звѣрь, а при мнѣ онъ ручной; лѣсной медвѣдь, который изъ рукъ жретъ какъ цыпленокъ.
В эту минуту вошла мельничиха, неся бутылку вина. Кирила бросил на нее взгляд, полный нежности, молящий, глубокий взгляд.
— И сделаю всё, что вы говорите, — промолвил он прочувствованным голосом, — я буду работать, сделаюсь честным человеком, если только эта женщина согласится стать моею женой.
— Слышите Федосья? — обратился я к ней. — Вы можете снасти его!
— Совсем не стоит он того, чтобы занимались его спасением, — равнодушно ответила мельничиха. — Будем говорить лучше о чём-нибудь другом.
— Неужели же вы хотите взять на свою совесть то, чем всё это может кончиться? Ведь кончится оно ужасно! — попытался я еще.
— Не только возьму охотно на свою совесть, но и буду рада присутствовать при том, как его повесят.
Мне оставалось только выразить удивление и удалиться; она пошла меня проводить. Когда мы вышли из хаты, я спросил ее еще раз:
— Да любите ли вы его, после всего того, что я только что слышал?
— Не люблю кроме него никого.
— Так какже так? Как тут согласить одно с другим.
— А так! На него хорошая палка нужна, а жениться ему, этакому нищему, совсем не зачем; он и так, не будучи мужем, от меня не уйдет. Он ведь хоть и дикий зверь, а при мне он ручной; лесной медведь, который из рук жрет как цыпленок.
