— Я тогда собью замки, либо саму дверь расшибу! — закричалъ Кирила.
— Это какъ тебѣ будетъ угодно! — равнодушно отвѣтила она. — Только не забудь про собакъ: онѣ спущены съ цѣпи и во всякую минуту я могу ихъ позвать сюда.
— Ну полно! Пусти-же меня къ себѣ! — умолялъ онъ, — Вѣдь ты знаешь: ужъ если я захотѣлъ придти къ тебѣ, если хочу быть съ тобой, такъ ничто на свѣтѣ меня но остановитъ и не испугаетъ.
— Пьянъ что-ли ты? Или съума спятилъ воръ ты, негодяй этакій! Убирайся, не то собакъ кликну!
— Совсѣмъ я не пьянъ, а люблю тебя какъ дуракъ! — проговорилъ Кирила и должно полагать рванулся въ дверь, такъ какъ вслѣдъ за тѣмъ послышался громкій окрикъ мельничихи: „Ге! Бетьяръ! Султанъ! Сюда Султанъ!“
— Не зови ты собакъ сюда! — мрачно проговорилъ Кирила. — Вѣдь задушу, либо отравлю ихъ!
— Ты?… Ахъ, ты!… Ну и чего тебѣ отъ меня хочется? — положила мельничиха гнѣвъ на милость.
— У меня есть новости для тебя! Ну не ломайся, пусти-же! Вѣдь ты знаешь, что я, такой какой я есть, воръ и негодяй, не могу приходить къ тебѣ, богатой, уважаемой, среди дня, при полномъ солнечномъ свѣтѣ! Когда-же приходить мнѣ если не ночью, клянусь честью!
— Это ты-то! Ты смѣешь еще болтать языкомъ про честь?
— Ну будетъ тебѣ! Пусти! Вѣдь холодно здѣсь.
— Я тогда собью замки, либо саму дверь расшибу! — закричал Кирила.
— Это как тебе будет угодно! — равнодушно ответила она. — Только не забудь про собак: они спущены с цепи и во всякую минуту я могу их позвать сюда.
— Ну полно! Пусти же меня к себе! — умолял он, — Ведь ты знаешь: уж если я захотел придти к тебе, если хочу быть с тобой, так ничто на свете меня но остановит и не испугает.
— Пьян что ли ты? Или сума спятил вор ты, негодяй этакий! Убирайся, не то собак кликну!
— Совсем я не пьян, а люблю тебя как дурак! — проговорил Кирила и должно полагать рванулся в дверь, так как вслед за тем послышался громкий окрик мельничихи: „Ге! Бетьяр! Султан! Сюда Султан!“
— Не зови ты собак сюда! — мрачно проговорил Кирила. — Ведь задушу, либо отравлю их!
— Ты?… Ах, ты!… Ну и чего тебе от меня хочется? — положила мельничиха гнев на милость.
— У меня есть новости для тебя! Ну не ломайся, пусти же! Ведь ты знаешь, что я, такой какой я есть, вор и негодяй, не могу приходить к тебе, богатой, уважаемой, среди дня, при полном солнечном свете! Когда же приходить мне если не ночью, клянусь честью!
— Это ты-то! Ты смеешь еще болтать языком про честь?
— Ну будет тебе! Пусти! Ведь холодно здесь.
