роскошные бѣлокурые волосы были какъ-то слишкомъ сухи, слишкомъ матовы и прямы; но въ общемъ фигура производила впечатлѣніе силы и страсти; въ ней было что-то повѣлевающее, что-то нетерпящее прекословія, не знающее снисхожденія и жалости. Выглядѣла Ѳедосья нѣсколько крупнѣе чѣмъ она была на самомъ дѣлѣ и во всякомъ движеніи — повернетъ-ли она голову, подниметъ-ли она руку, — было столько энергіи, что въ общемъ она была рѣшительно импозонтная, поражающая женщина. Именно такими должна природа создавать тѣхъ, кому предназначено повелевать окружающимъ.
На ней были надѣты чоботы изъ краснаго сафьяна, спускавшійся ниже колѣнъ, плотно прилегавшій къ бюсту суконный кафтанъ и сверхъ него коротенькая жакетка тонкаго зеленаго сукна, верхняя часть которой, разтегнутая, обнаруживала часть высокой груди покрытой тонкой сорочкой. Невольно припоминались мнѣ при взглядѣ на повелительную фигуру Ѳедосьи, водившіяся въ стародавнія времена, метрессы разныхъ магнатовъ, возведенныя въ это званіе чуть не изъ крѣпостныхъ рабынь, и забиравшія потомъ въ свои мощныя руки могучихъ повелителей.
Изъ всѣхъ этихъ размышленій, изъ этихъ сновъ на яву, вывела меня сама Ѳедосья, накрывшая столъ чистою скатертью и выставившая на него холодное мясо, сыръ и бутылку вина. Сама она, кокетливо сбросивъ жакетку, сѣла на лавку рядомъ со мной и завела разговоръ о разныхъ болѣе или менѣе практическихъ вопросахъ; ее,
роскошные белокурые волосы были как-то слишком сухи, слишком матовы и прямы; но в общем фигура производила впечатление силы и страсти; в ней было что-то повелевающее, что-то не терпящее прекословия, не знающее снисхождения и жалости. Выглядела Федосья несколько крупнее чем она была на самом деле и во всяком движении — повернет ли она голову, поднимет ли она руку, — было столько энергии, что в общем она была решительно импозантная, поражающая женщина. Именно такими должна природа создавать тех, кому предназначено повелевать окружающим.
На ней были надеты чоботы из красного сафьяна, спускавшийся ниже колен, плотно прилегавший к бюсту суконный кафтан и сверх него коротенькая жакетка тонкого зеленого сукна, верхняя часть которой, растегнутая, обнаруживала часть высокой груди покрытой тонкой сорочкой. Невольно припоминались мне при взгляде на повелительную фигуру Федосьи, водившиеся в стародавние времена, метрессы разных магнатов, возведенные в это звание чуть не из крепостных рабынь, и забиравшие потом в свои мощные руки могучих повелителей.
Из всех этих размышлений, из этих снов на яву, вывела меня сама Федосья, накрывшая стол чистою скатертью и выставившая на него холодное мясо, сыр и бутылку вина. Сама она, кокетливо сбросив жакетку, села на лавку рядом со мной и завела разговор о разных более или менее практических вопросах; ее,
