много успокоившись. — Прохожу я разъ мимо ихъ дома, а у нихъ у дома-то садикъ и въ саду такая бесѣдка устроена; прохожу и вижу черезъ заборъ: она въ бесѣдкѣ сидитъ; пополнѣла, похорошела и съ нею ея ребенокъ! Рубашка и платье нагруди у ней распахнуты и младенецъ кормится грудъю… Увидалъ я это и не знаю, что со мной сдѣлалось!… Тутъ-то вотъ впервые дьяволъ и овладѣлъ мной! Словно шепчетъ кто въ уши: гляди! Она должна твоею сдѣлаться, должна, должна! Долго я ходилъ послѣ того вокругъ деревни какъ волкъ вокругъ овчарни. Наконецъ, разъ въ воскресенье — никогда я этого дня не забуду — зашелъ я въ шинокъ. Тамъ идетъ музыка, пляска. Я сѣлъ къ сторонѣ и пью, покуривая трубочку… Вдругъ входитъ Максимъ. Увидѣвъ меня, остановился, да и говоритъ такъ насмѣшливо: „будь здоровъ“, говоритъ, „Кирила! Выпей-ка стаканчикъ со мной за здоровье моей женки, она противъ этого, ничего имѣть не будетъ!“ Да я-то, говорю, имѣю противъ того, чтобъ пить съ тобой бездѣльникъ! „Что ты? Иль пьянъ?“ говоритъ Максимъ. А я: не пьянъ, говорю, а нехочу — молъ тебя въ шинкѣ здѣсь видѣть. Сиди — молъ съ женой своей, туфля ты этакая! „Это кто туфля-то?“ закричалъ Максимъ и даже зубы у него со злости заскрипѣли (какъ и всякій богатый, обидчивъ онъ былъ). Ты — говорю — туфля! Онъ меня какъ ударитъ въ лицо… Это онъ-то, Максимъ, меня, Кирилу, ударилъ… Онъ, богатый, меня, бѣднаго! Онъ сильный, меня слабаго… Онъ, ко-
много успокоившись. — Прохожу я раз мимо их дома, а у них у дома-то садик и в саду такая беседка устроена; прохожу и вижу через забор: она в беседке сидит; пополнела, похорошела и с нею её ребенок! Рубашка и платье на груди у неё распахнуты и младенец кормится грудъю… Увидал я это и не знаю, что со мной сделалось!… Тут-то вот впервые дьявол и овладел мной! Словно шепчет кто в уши: гляди! Она должна твоею сделаться, должна, должна! Долго я ходил после того вокруг деревни как волк вокруг овчарни. Наконец, раз в воскресенье — никогда я этого дня не забуду — зашел я в шинок. Там идет музыка, пляска. Я сел к стороне и пью, покуривая трубочку… Вдруг входит Максим. Увидев меня, остановился, да и говорит так насмешливо: „будь здоров“, говорит, „Кирила! Выпей-ка стаканчик со мной за здоровье моей женки, она против этого, ничего иметь не будет!“ Да я-то, говорю, имею против того, чтоб пить с тобой бездельник! „Что ты? Иль пьян?“ говорит Максим. А я: не пьян, говорю, а не хочу — мол тебя в шинке здесь видеть. Сиди — мол с женой своей, туфля ты этакая! „Это кто туфля-то?“ закричал Максим и даже зубы у него со злости заскрипели (как и всякий богатый, обидчив он был). Ты — говорю — туфля! Он меня как ударит в лицо… Это он-то, Максим, меня, Кирилу, ударил… Он, богатый, меня, бедного! Он сильный, меня слабого… Он, ко-
