вперивъ въ меня вопросительный, но покойный взоръ. Жидъ не прерывалъ молитвы.
— Вы Кирила? — спросилъ я.
— Да, сударь! Что прикажите?
— Ну! Мы имѣемъ достаточно времени переговорить. Хайка дайте-ка намъ хорошаго Токайскаго!
Хайка вышла. Жидъ продолжалъ молитву, отъ искренняго усердія онъ окончательно зажмурилъ глаза, и самымъ добросовѣстнымъ образомъ отсчитывалъ поклоны.
Кирила оказался человѣкомъ средняго роста; наружность его ни мало не обличала его спеціальности. Скорѣе всего онъ производилъ впечатлѣніе дѣльнаго, степеннаго крестьянина, который или отслужилъ годикъ-другой въ солдатахъ, или посѣщалъ во время оно школу. Его высокіе сапоги, съ иголочки новые были начищены ваксой до степени блеска; его чрезвычайно опрятный костюмъ состоялъ изъ скромнаго, чернаго кафтана, коричневыхъ шароваръ, заправленныхъ въ сапоги и мѣховой шапки; въ рукѣ онъ держалъ трубочку, обдѣланную въ серебро, а возлѣ лежала трость съ свинцовымъ набалдашникомъ. Въ сущности онъ производилъ въ общемъ очень пріятное впечатлѣніе и тѣмъ болѣе, что его, нелишенный нервозности взглядъ, обличалъ въ этомъ человѣкѣ ясный умъ; самымъ красивымъ во всей его персонѣ и были именно его глаза, сѣрые, серьезные обрамленные длинными черными рѣсницами и увѣнчанные продолговатыми, темными бровьями; темные волосы его были коротко об-
вперив в меня вопросительный, но покойный взор. Жид не прерывал молитвы.
— Вы Кирила? — спросил я.
— Да, сударь! Что прикажите?
— Ну! Мы имеем достаточно времени переговорить. Хайка дайте-ка нам хорошего Токайского!
Хайка вышла. Жид продолжал молитву, от искреннего усердия он окончательно зажмурил глаза, и самым добросовестным образом отсчитывал поклоны.
Кирила оказался человеком среднего роста; наружность его ни мало не обличала его специальности. Скорее всего он производил впечатление дельного, степенного крестьянина, который или отслужил годик-другой в солдатах, или посещал во время оно школу. Его высокие сапоги, с иголочки новые были начищены ваксой до степени блеска; его чрезвычайно опрятный костюм состоял из скромного, черного кафтана, коричневых шаровар, заправленных в сапоги и меховой шапки; в руке он держал трубочку, обделанную в серебро, а возле лежала трость с свинцовым набалдашником. В сущности он производил в общем очень приятное впечатление и тем более, что его не лишенный нервозности взгляд обличал в этом человеке ясный ум; самым красивым во всей его персоне и были именно его глаза, серые, серьезные обрамленные длинными черными ресницами и увенчанные продолговатыми, темными бровьями; темные волосы его были коротко об-
