они моимъ добромъ! Вѣдь не своимъ-же добромъ живутъ, а чужимъ? Вотъ и я живу чужимъ добромъ! И еслибъ только эта красавица, подлая, коварная измѣнщица, жена моя, умерла, ты-бы сдѣлалась моей законной женой, мое сердечко. Будь только повеселѣе! Вѣдь и тебя-то я укралъ! Да и мало ли укралъ я у нихъ ихнихъ женъ и дочерей… Не даромъ они меня зовутъ нашею. Только тебѣ я принадлежу! Ты — моя султанша, и жить ты должна какъ султанша! А наше дитя должно жить какъ принцъ. Ты увидишь, я покажу тебѣ, кто въ сущности здѣсь въ округѣ господинъ и кто здѣсь всѣмъ владѣетъ.
— А не будешь ты любить другую? — допытывалась дѣвушка, очевидно мучась только однимъ сомнѣніемъ, заботясь только объ одномъ.
— Ты моя жена! — промолвилъ Ставровскій. — Ты одна ею и будешь; а тѣ другія… — И онъ сдѣлалъ, рукой презрительный жестъ.
— Да и какъ-же тебѣ впрочемъ отстать отъ нихъ, — съ улыбкой проговорила она, — когда всѣ онѣ, и женщины, и дѣвушки набрасываются на тебя какъ на спѣлую вишню. Прямой ты паша Ставровскій.
— И пусть! — воскликнулъ онъ. Онъ вскочилъ на ноги, схватилъ камень и бросилъ его далеко въ озеро. — А ты! Для тебя все-таки готовъ я отдать всю мою кровь! Для тебя украду я хоть мѣсяцъ съ неба, хоть звѣзды Господни… Для тебя… для тебя… Только не склоняй такъ печально головку! Радость моя! Женка моя! Ну засмѣйся, будь весела! Пой, веселись! Ты — моя
они моим добром! Ведь не своим же добром живут, а чужим? Вот и я живу чужим добром! И если б только эта красавица, подлая, коварная изменщица, жена моя, умерла, ты бы сделалась моей законной женой, мое сердечко. Будь только повеселее! Ведь и тебя-то я украл! Да и мало ли украл я у них ихних жен и дочерей… Не даром они меня зовут нашею. Только тебе я принадлежу! Ты — моя султанша, и жить ты должна как султанша! А наше дитя должно жить как принц. Ты увидишь, я покажу тебе, кто в сущности здесь в округе господин и кто здесь всем владеет.
— А не будешь ты любить другую? — допытывалась девушка, очевидно мучась только одним сомнением, заботясь только об одном.
— Ты моя жена! — промолвил Ставровский. — Ты одна ею и будешь; а те другие… — И он сделал, рукой презрительный жест.
— Да и как же тебе впрочем отстать от них, — с улыбкой проговорила она, — когда все они, и женщины, и девушки набрасываются на тебя как на спелую вишню. Прямой ты паша Ставровский.
— И пусть! — воскликнул он. Он вскочил на ноги, схватил камень и бросил его далеко в озеро. — А ты! Для тебя всё-таки готов я отдать всю мою кровь! Для тебя украду я хоть месяц с неба, хоть звезды Господни… Для тебя… для тебя… Только не склоняй так печально головку! Радость моя! Женка моя! Ну засмейся, будь весела! Пой, веселись! Ты — моя
