него проживаетъ такой-то, или такіе-то негодяи, призваніе которыхъ состоитъ въ омраченіи и безъ того не веселой, не очень то обильной льготами, крестьянской жизни, полной трудовъ и заботы о хлѣбѣ насущномъ. Міръ чувствуетъ себя правымъ по отношеніи къ такимъ своимъ сочленамъ; онъ смѣло зацапываетъ ихъ и притаскиваетъ на судбище; благо имъ, если они согласились назвать своихъ сообщниковъ и возмѣстить причиненные имъ убытки. Иначе можетъ придтись имъ плохо! Все это, конечно, противузаконно въ нашемъ смыслѣ слова, все это грубо, первобытно, но въ основѣ этого лежитъ натуральное право и ничего противъ этого не подѣлаетъ въ нашемъ смыслѣ слова организованный судъ. Жидъ, около шпика котораго происходило народное судбище, донесъ о немъ властямъ въ Коломеѣ; мы явились на мѣсто! И что-же оказалось? Оказалось, что никто и ничего незнаетъ. Незнаетъ ничего міръ, незнаетъ ничего и доноситель жидъ, меньше всѣхъ, если это возможно знаетъ о дѣлѣ самъ наказанный воръ! Говоришь ему, напр.: „да у тебя любезный кровавые подтеки повсюду видны?“ Я, говоритъ, упалъ и ушибся. „Какъ-же такъ могъ ты ушибиться отъ паденія?“ Да такъ, говоритъ, упалъ и ушибся. Конечно, негодяй получилъ добрую сотню здоровыхъ плетей, но онъ скорѣе языкъ откуситъ, чѣмъ выдастъ своихъ судей; онъ знаетъ, что выдай онъ ихъ, такъ чего добраго на слѣдующемъ мірскомъ судбищѣ изъ него духъ вонъ вышибутъ.
— Такъ что-же выходитъ? — спросилъ я. — Зна-
него проживает такой-то, или такие-то негодяи, призвание которых состоит в омрачении и без того не веселой, не очень то обильной льготами, крестьянской жизни, полной трудов и заботы о хлебе насущном. Мир чувствует себя правым по отношении к таким своим сочленам; он смело зацапывает их и притаскивает на судбище; благо им, если они согласились назвать своих сообщников и возместить причиненные им убытки. Иначе может придтись им плохо! Всё это, конечно, противозаконно в нашем смысле слова, всё это грубо, первобытно, но в основе этого лежит натуральное право и ничего против этого не поделает в нашем смысле слова организованный суд. Жид, около шпика которого происходило народное судбище, донес о нём властям в Коломее; мы явились на место! И что же оказалось? Оказалось, что никто и ничего не знает. Не знает ничего мир, не знает ничего и доноситель жид, меньше всех, если это возможно знает о деле сам наказанный вор! Говоришь ему, напр.: „да у тебя любезный кровавые подтеки повсюду видны?“ Я, говорит, упал и ушибся. „Как же так мог ты ушибиться от падения?“ Да так, говорит, упал и ушибся. Конечно, негодяй получил добрую сотню здоровых плетей, но он скорее язык откусит, чем выдаст своих судей; он знает, что выдай он их, так чего доброго на следующем мирском судбище из него дух вон вышибут.
— Так что же выходит? — спросил я. — Зна-
