Кто живетъ по божьему да по правдѣ, тому чего боятся? Не даромъ говорится: гласъ народа-гласъ Божій!
Бричка съ довольно растрепаннымъ верхомъ въѣзжаетъ на барскій дворъ. Изъ нея выходятъ двое: одинъ полный, съ крупной головой на плечахъ, тяжело дышащій, выходитъ и тотчасъ-же, обнаживъ свою маковку изъ подъ форменной фуражки, принимается усердно отирать платкомъ свой вспотѣвшій лобъ; другой — тощая фигура съ ввалившимися щеками, съ глазами прищуренными, словно они боятся свѣта, съ длинными пальцами и съ длинными ногтями на нихъ, которые онъ и начинаетъ немедленно чистить перочиннымъ ножикомъ.
Оба они — правительственные коммиссары, только что возвращающіеся изъ Тулавы.
На первые, обращенные къ нимъ вопросы, они отвѣчаютъ уклончиво, но за сытнымъ завтракомъ оба становятся разговорчивѣе и каждый поясняетъ дѣло но своему.
— Ну что-же? — спросилъ я ихъ. — Виновные въ вашихъ рукахъ?
— Какъ можете вы еще спрашивать объ этомъ? — отвѣтилъ мнѣ толстякъ, старательно уплетая крылышко жаренаго цыпленка, хрустѣвшее между его крѣпкими зубами. — Кажется всѣ мы здѣсь имѣемъ достаточно опыта въ подобныхъ дѣлахъ, достаточно знаемъ страну и народъ! Кто-же окажется виновнымъ, если не вся община Тулавы, и какъ
Кто живет по божьему да по правде, тому чего боятся? Не даром говорится: глас народа-глас Божий!
Бричка с довольно растрепанным верхом въезжает на барский двор. Из неё выходят двое: один полный, с крупной головой на плечах, тяжело дышащий, выходит и тотчас же, обнажив свою маковку из под форменной фуражки, принимается усердно отирать платком свой вспотевший лоб; другой — тощая фигура с ввалившимися щеками, с глазами прищуренными, словно они боятся света, с длинными пальцами и с длинными ногтями на них, которые он и начинает немедленно чистить перочинным ножиком.
Оба они — правительственные комиссары, только что возвращающиеся из Тулавы.
На первые, обращенные к ним вопросы, они отвечают уклончиво, но за сытным завтраком оба становятся разговорчивее и каждый поясняет дело но своему.
— Ну что же? — спросил я их. — Виновные в ваших руках?
— Как можете вы еще спрашивать об этом? — ответил мне толстяк, старательно уплетая крылышко жареного цыпленка, хрустевшее между его крепкими зубами. — Кажется все мы здесь имеем достаточно опыта в подобных делах, достаточно знаем страну и народ! Кто же окажется виновным, если не вся община Тулавы, и как
