что-то по своему! Не хотѣлъ онъ тутъ больше оставаться и бросилъ вѣдь свою самку. И что-же бы вы думали? Вы можетъ быть не повѣрите мнѣ! Вѣдь потомъ всѣ-то они какъ есть, цапли-то, собрались на большомъ лугу у лѣса и начали держать между собою совѣтъ, начали значитъ судить самку за ея невѣрность. Самъ я это видѣлъ. Стояли они всѣ кучкой, тараторили по своему, наша самка такъ жалобно кричала — оправдывалась видно. Она бѣдная и не виновата была, да знать тѣ-то не повѣрили, что все это сдѣлала только наша мальчишеская глупость. Вѣдь заклевали они ее насмерть!
Нѣкоторое время мы молчали. Потомъ старикъ вздохнулъ, обтеръ себѣ лобъ рукавомъ рубахи и снова заговорилъ.
— А слышали, ваша милость, въ Тулавѣ-то на дняхъ собрался мірской судъ: крестьяне сами судили своихъ воровъ. Теперь, слышно, изъ Коломеи пріѣдетъ комиссія разбирать дѣло, ну да вѣдь тутъ ни до чего не доберешься: крестьяне-то всѣ одинъ за другаго стоятъ — весь міръ какъ одинъ человѣкъ. Народъ тоже тертый, ни чего тутъ не розыщешь.
— Однако, это совершенно вопреки всякому праву и закону, — горячо возразилъ я. — Послѣ этого кто-же можетъ защитить насъ отъ самосуда, отъ мірскаго произвола и отъ связаннаго съ нимъ иногда убійства, если самъ народъ примется судить и изрѣкать приговоры надъ преступниками?
— Эхъ, ваша милость! — отвѣтилъ старикъ. — Какъ кто защититъ? Нѣшто народъ-то звѣрь?
что-то по своему! Не хотел он тут больше оставаться и бросил ведь свою самку. И что же бы вы думали? Вы может быть не поверите мне! Ведь потом все-то они как есть, цапли-то, собрались на большом лугу у леса и начали держать между собою совет, начали значит судить самку за её неверность. Сам я это видел. Стояли они все кучкой, тараторили по своему, наша самка так жалобно кричала — оправдывалась видно. Она бедная и не виновата была, да знать те-то не поверили, что всё это сделала только наша мальчишеская глупость. Ведь заклевали они ее насмерть!
Некоторое время мы молчали. Потом старик вздохнул, обтер себе лоб рукавом рубахи и снова заговорил.
— А слышали, ваша милость, в Тулаве-то на днях собрался мирской суд: крестьяне сами судили своих воров. Теперь, слышно, из Коломеи приедет комиссия разбирать дело, ну да ведь тут ни до чего не доберешься: крестьяне-то все один за другого стоят — весь мир как один человек. Народ тоже тертый, ни чего тут не розыщешь.
— Однако, это совершенно вопреки всякому праву и закону, — горячо возразил я. — После этого кто же может защитить нас от самосуда, от мирского произвола и от связанного с ним иногда убийства, если сам народ примется судить и изрекать приговоры над преступниками?
— Эх, ваша милость! — ответил старик. — Как кто защитит? Нешто народ-то зверь?
