тицѣ неожиданнаго ночнаго нападенія. И дѣйствительно только незначительной части гусаровъ удалось въ эту ночь спасти свое знамя, остальные-же, или полегли убитыми на улицахъ мѣстечка, дли были взяты въ плѣнъ.
Убитая, уничтоженная, сидѣла Эгла въ своей комнатѣ. Наступила сравнительная тишина дѣло было очевидно покончено. Прошелъ такимъ образомъ еще часъ времени. Вдругъ въ сосѣдней комнатѣ послышались голоса: одинъ былъ голосъ ея мужа, другой-же, посторонній, ясный, громкій голосъ, привыкшій очевидно повѣлевать и командовать; этотъ другой голосъ выражалъ похвалу Зонненфельду и обѣщалъ ему хорошую награду.
Пока правительственныя войска и Зонненфельдъ съ ними направились куда-то къ востоку изъ мѣстечка, Эгла раздобылась первымъ попавшимся экипажемъ, закутала своихъ дѣтишекъ и свезла ихъ къ своимъ роднымъ. На третій день возвратилась она одна домой; мужа ея еще не оказалось дома и она осталась его дожидаться.
На слѣдующую ночь вернулся Зонненфельдъ, вернулся, крадучись какъ воръ, и войдя въ комнату не безъ инстинктивнаго ужаса увидѣлъ вышедшею къ нему на встрѣчу, со свѣчею въ рукѣ, Эглу. Она покойнымъ, медленнымъ движеніемъ поставила свѣчу на столъ, сама-же, опустившись на ближайшій стулъ обратилась къ мужу съ сухимъ, холоднымъ допросомъ, словно она была его судьею, а онъ преступникомъ.
— Гдѣ былъ ты? — начала Эгла.
тице неожиданного ночного нападения. И действительно только незначительной части гусаров удалось в эту ночь спасти свое знамя, остальные же, или полегли убитыми на улицах местечка, дли были взяты в плен.
Убитая, уничтоженная, сидела Эгла в своей комнате. Наступила сравнительная тишина дело было очевидно покончено. Прошел таким образом еще час времени. Вдруг в соседней комнате послышались голоса: один был голос её мужа, другой же, посторонний, ясный, громкий голос, привыкший очевидно повелевать и командовать; этот другой голос выражал похвалу Зонненфельду и обещал ему хорошую награду.
Пока правительственные войска и Зонненфельд с ними направились куда-то к востоку из местечка, Эгла раздобылась первым попавшимся экипажем, закутала своих детишек и свезла их к своим родным. На третий день возвратилась она одна домой; мужа её еще не оказалось дома и она осталась его дожидаться.
На следующую ночь вернулся Зонненфельд, вернулся, крадучись как вор, и войдя в комнату не без инстинктивного ужаса увидел вышедшею к нему на встречу, со свечею в руке, Эглу. Она покойным, медленным движением поставила свечу на стол, сама же, опустившись на ближайший стул обратилась к мужу с сухим, холодным допросом, словно она была его судьею, а он преступником.
— Где был ты? — начала Эгла.
