ставленный ротикъ, сомкнутыя губки котораго казалось были созданы настолько же для страстныхъ поцѣлуевъ какъ и для выраженія повеленій подлежащихъ безусловному исполненію. Вообще нельзя было себѣ представить семейную пару, оба члена которой являли бы собою большую противуположность чѣмъ супруги Зоннефельдъ, идущіе по улицѣ мѣстечка, онъ, сутуловатый, слабый на видъ, съ вѣчно блуждающей на физіономіи улыбкой услужливости и она, гордо и прямо несущая свою прекрасную фигуру.
Несходство ихъ нравственныхъ натуръ было не меньшее. Зонненфельдъ отлично понималъ свое торговое дѣло, но это и было единственнымъ, въ чемъ онъ былъ силенъ, если не считать еще того, что его считали сильнымъ и смѣтливымъ въ карточной игрѣ; Эгла-же училась и читала гораздо болѣе того, чѣмъ сколько этого требовалось по тогдашнимъ понятіямъ для еврейской дѣвушки. Зонненфельдъ былъ простоватъ, но хитеръ и практиченъ, жена-же его была женщиной съ сильной душою и смѣлымъ, быстрымъ умомъ. Если ему и случалось заслужить отъ окружающихъ похвалы своему доброжелательству но отношеніи къ ближнимъ, то происходило это единственно въ результатѣ его робкой предусмотрительности не оставлявшей для него возможности сдѣлать кому либо вредъ, или непріятность; даже при наилучщемъ желаніи онъ не рѣшился-бы въявь сдѣлать кому-либо зло. Эгла же обладала и достаточно живой фантазіей, и страстнымъ сердцемъ, и рѣдкой энергіей, и непреклонной волей; глубоко, въ
ставленный ротик, сомкнутые губки которого казалось были созданы настолько же для страстных поцелуев как и для выражения повелений подлежащих безусловному исполнению. Вообще нельзя было себе представить семейную пару, оба члена которой являли бы собою большую противоположность чем супруги Зонненфельд, идущие по улице местечка, он, сутуловатый, слабый на вид, с вечно блуждающей на физиономии улыбкой услужливости и она, гордо и прямо несущая свою прекрасную фигуру.
Несходство их нравственных натур было не меньшее. Зонненфельд отлично понимал свое торговое дело, но это и было единственным, в чём он был силен, если не считать еще того, что его считали сильным и сметливым в карточной игре; Эгла же училась и читала гораздо более того, чем сколько этого требовалось по тогдашним понятиям для еврейской девушки. Зонненфельд был простоват, но хитер и практичен, жена же его была женщиной с сильной душою и смелым, быстрым умом. Если ему и случалось заслужить от окружающих похвалы своему доброжелательству но отношении к ближним, то происходило это единственно в результате его робкой предусмотрительности не оставлявшей для него возможности сделать кому либо вред, или неприятность; даже при наилучщем желании он не решился бы въявь сделать кому-либо зло. Эгла же обладала и достаточно живой фантазией, и страстным сердцем, и редкой энергией, и непреклонной волей; глубоко, в