вращеніи его обыкновенно старая книга была наполнена растеніями, пузырьки — насѣкомыми, его карманы — всевозможными кусочками минераловъ и камней, а шляпа его оказывалась украшенною множествомъ бабочекъ, водворенныхъ на ея поверхости посредствомъ булавокъ. И что-же?… Съ каждымъ днемъ талмудистъ чувствовалъ себя лучше и лучше, съ каждымъ днемъ его новой жизни онъ все больше и больше ощущалъ въ себѣ присутствіе того здороваго чувства, которое одушевляетъ школьника во время каникулъ.
Такъ какъ прежній его длиннополый, жидовскій кафтанъ стѣснялъ его во время продолжительныхъ прогулокъ, то онъ сшилъ себѣ короткій сюртукъ, общечеловѣческаго фасона, чѣмъ разумѣется возбудилъ въ жидовскомъ населеніи городка толки о своемъ отступничествѣ. „Чистый вѣроотступникъ!“ говорили мѣстные жиды другъ другу, „даже платье началъ носить христіанское!“ Да еще къ этому прибавились обсужденія вопроса о томъ, что не даромъ — молъ онъ безпрестанно бываетъ у христіанина доктора, не даромъ водитъ съ нимъ дружбу и таскаетъ отъ него къ себѣ на прочтеніе запрещенныя, христіанскія книги. Очень скоро не было ничего ужаснаго, чего не прилисывали-бы Малаху; говорили, напримѣръ, даже, будто онъ началъ употреблять въ пищу свиное мясо. Старшій раввинъ до крайности занимался вопросомъ объ отступничествѣ Малаха; онъ порѣшилъ даже употребить на грѣшника свое вліяніе, а въ случаѣ неудачи, прямо таки подвергнуть его церковному проклятію.
вращении его обыкновенно старая книга была наполнена растениями, пузырьки — насекомыми, его карманы — всевозможными кусочками минералов и камней, а шляпа его оказывалась украшенною множеством бабочек, водворенных на её поверхости посредством булавок. И что же?… С каждым днем талмудист чувствовал себя лучше и лучше, с каждым днем его новой жизни он всё больше и больше ощущал в себе присутствие того здорового чувства, которое одушевляет школьника во время каникул.
Так как прежний его длиннополый, жидовский кафтан стеснял его во время продолжительных прогулок, то он сшил себе короткий сюртук, общечеловеческого фасона, чем разумеется возбудил в жидовском населении городка толки о своем отступничестве. „Чистый вероотступник!“ говорили местные жиды друг другу, „даже платье начал носить христианское!“ Да еще к этому прибавились обсуждения вопроса о том, что не даром — мол он беспрестанно бывает у христианина доктора, не даром водит с ним дружбу и таскает от него к себе на прочтение запрещенные, христианские книги. Очень скоро не было ничего ужасного, чего не прилисывали бы Малаху; говорили, например, даже, будто он начал употреблять в пищу свиное мясо. Старший раввин до крайности занимался вопросом об отступничестве Малаха; он порешил даже употребить на грешника свое влияние, а в случае неудачи, прямо таки подвергнуть его церковному проклятию.
