закутать найденное дитя въ свой кафтанъ, и какъ можно покойнѣе и нѣжнѣе прижать его къ своему сердцу. Отъ дѣйствія-ли тепла, отъ пріятностей-ли ровной качки экипажа, ѣхавшаго по хорошей дорогѣ, но ребенокъ успокоился и уснулъ. Тогда Абурель началъ осторожно осматривать дитя, не безпокоя его, и при свѣтѣ фонарей, свѣтившихъ по бокамъ брички, увидѣлъ на шейкѣ младенца шелковый шнурокъ, на которомъ была прикрѣплена маленькая бумажка съ надписью. Осторожно снялъ Абурель обѣ эти вещи съ шейки ребенка и спряталъ съ какимъ то благоговѣйнымъ чувствомъ, отчасти смѣшаннымъ со страхомъ, въ боковой карманъ.
Было уже поздно когда онъ возвратился домой, но Бина еще не ложилась спать. Она сидѣла высунувшись въ окно и дожидалась мужа съ какимъ то особеннымъ чувствомъ безпокойнаго нетерпѣнія, чувствомъ, котораго она и сама не умѣла объяснить себѣ. Зачѣмъ, заслышавъ его шаги, быстро вскочила она на ноги и торопливо побѣжала на встрѣчу мужу? Зачѣмъ, увидя его, прекрасная султанша взволнованнымъ голосомъ спросила его: „что ты привезъ мнѣ“?…
Сама Бина не смогла бы отвѣтить на эти вопросы.
Абурель не сказалъ ни слова. Молча, съ улыбкой положилъ онъ дитя на женнины руки; да и у ней слова замерли на устахъ, и она не произнесла ни звука. Она не спросила, что это за ребенокъ, откуда онъ; молча она цѣловала маленькое существо, и горячія слезы, слезы тихой
закутать найденное дитя в свой кафтан, и как можно покойнее и нежнее прижать его к своему сердцу. От действия ли тепла, от приятностей ли ровной качки экипажа, ехавшего по хорошей дороге, но ребенок успокоился и уснул. Тогда Абурель начал осторожно осматривать дитя, не беспокоя его, и при свете фонарей, светивших по бокам брички, увидел на шейке младенца шелковый шнурок, на котором была прикреплена маленькая бумажка с надписью. Осторожно снял Абурель обе эти вещи с шейки ребенка и спрятал с каким-то благоговейным чувством, отчасти смешанным со страхом, в боковой карман.
Было уже поздно когда он возвратился домой, но Бина еще не ложилась спать. Она сидела высунувшись в окно и дожидалась мужа с каким то особенным чувством беспокойного нетерпения, чувством, которого она и сама не умела объяснить себе. Зачем, заслышав его шаги, быстро вскочила она на ноги и торопливо побежала на встречу мужу? Зачем, увидя его, прекрасная султанша взволнованным голосом спросила его: „что ты привез мне“?…
Сама Бина не смогла бы ответить на эти вопросы.
Абурель не сказал ни слова. Молча, с улыбкой положил он дитя на женнины руки; да и у неё слова замерли на устах, и она не произнесла ни звука. Она не спросила, что это за ребенок, откуда он; молча она целовала маленькое существо, и горячие слезы, слезы тихой
