ленькой и ничтожной какъ тѣнь бросаемая ножками мухи — и Абурель дѣлался несчастнѣйшимъ въ мірѣ человѣкомъ.
А между тѣмъ бывали минуты и даже часы, когда на челѣ красавицы жены тѣнь изъ маленькой становилась большой. О! тогда Абурель-Рехенъ такъ принимался копаться въ своей черной бородѣ, что можно было подумать, ужъ не сдѣлались ли за ночь его хлѣбные амбары совсѣмъ и съ зерномъ въ нихъ ссыпаннымъ жертвою пламени? Бывало это главнымъ образомъ тогда, когда Бина — такъ звали жену Абуреля — сидя въ мягкомъ креслѣ у окна выходившаго на улицу, случайно видѣла дѣтей играющихъ на улицѣ, или слышала ихъ веселый смѣхъ. Абурель старался въ подобныхъ случаяхъ уйдти куда нибудь въ сторону; дѣло въ томъ, что видъ играющихъ дѣтей будилъ и въ его душѣ, поднималъ съ самой глубины ея, такія чувства, при которыхъ одно какое нибудь слово, одна вскользь высказанная жалоба, способны были бы вызвать на его уста грустныя рѣчи, а на глаза горячія слезы, что разумѣется было бы плохимъ утѣшеніемъ для бѣдной бездѣтной Бины.
Въ одинъ изъ такихъ грустныхъ часовъ Абурель отправился въ Ольшаны къ графскому арендатору, съ которымъ ему необходимо было заключить одну хлѣбную сдѣлку. Не смотря на то, что вообще говоря онъ не охотно покидалъ домъ и жену, на сей разъ онъ вздохнулъ легче, когда усѣвшись въ бричку, запахнулъ по плотнѣе свой теплый кафтанъ и почувствовалъ приливъ въ лег-
ленькой и ничтожной как тень бросаемая ножками мухи — и Абурель делался несчастнейшим в мире человеком.
А между тем бывали минуты и даже часы, когда на челе красавицы жены тень из маленькой становилась большой. О! тогда Абурель-Рехен так принимался копаться в своей черной бороде, что можно было подумать, уж не сделались ли за ночь его хлебные амбары совсем и с зерном в них ссыпанным жертвою пламени? Бывало это главным образом тогда, когда Бина, — так звали жену Абуреля, — сидя в мягком кресле у окна выходившего на улицу, случайно видела детей играющих на улице, или слышала их веселый смех. Абурель старался в подобных случаях уйти куда нибудь в сторону; дело в том, что вид играющих детей будил и в его душе, поднимал с самой глубины её, такие чувства, при которых одно какое нибудь слово, одна вскользь высказанная жалоба, способны были бы вызвать на его уста грустные речи, а на глаза горячие слезы, что разумеется было бы плохим утешением для бедной бездетной Бины.
В один из таких грустных часов Абурель отправился в Ольшаны к графскому арендатору, с которым ему необходимо было заключить одну хлебную сделку. Не смотря на то, что вообще говоря он не охотно покидал дом и жену, на сей раз он вздохнул легче, когда усевшись в бричку, запахнул по плотнее свой теплый кафтан и почувствовал прилив в лег-
