пока не узнаетъ всякій, что я вовсе не левъ а скорѣе ягненокъ.
Рахиль ушла огорченною, огорчилось и все сбѣжавшееся семейство. Всѣ они удалились изъ лавочки домой, и печально проведя вечеръ, такъ и легли спать огорченными. Среди ночи Рахиль разбудила мужа.
— Авессаломъ! Знаешь какъ можно назваться? Назовись Атласъ!
— Это было бы не дурно, — согласился мужъ, — но дай мнѣ теперь, пожалуйста, спать спокойно. Рано утромъ проснулся онъ и съ сіяющимъ лицомъ обратился къ домашнимъ.
— Жена, дѣти! — заговорилъ Авессаломъ. — Подите всѣ ко мнѣ; я нашелъ фамилію. Золото и драгоцѣнные камни — достояніе богатыхъ, но солнце по волѣ Господа свѣтитъ равно для всѣхъ; оно принадлежитъ и богатымъ и бѣднякамъ. Я назовусь Зонненглянцъ (солнечное сіяніе). Это ли еще не имя? А?
Всѣ были поражены изумленіемъ. Никто не возразилъ ни слова. Авессаломъ торопливо одѣлся, вышелъ на улицу и черезъ нѣсколько минутъ стоялъ у дверей канцеляріи переписи, какъ разъ за два часа до открытія канцелярскихъ работъ. Съ спокойной душою, послѣ терпѣлпваго ожиданія, вошелъ онъ въ канцелярію, мрачную, темную, обширную комнату, на ципочкахъ приблизился въ канцеляристу Крумгольцу и почтительно началъ созерцать и изучать его персону и группировавшіяся вокругъ нея повсюду чернильныя кляксы и пятна.
пока не узнает всякий, что я вовсе не лев, а скорее ягненок.
Рахиль ушла огорченною, огорчилось и всё сбежавшееся семейство. Все они удалились из лавочки домой, и печально проведя вечер, так и легли спать огорченными. Среди ночи Рахиль разбудила мужа.
— Авессалом! Знаешь как можно назваться? Назовись Атлас!
— Это было бы не дурно, — согласился муж, — но дай мне теперь, пожалуйста, спать спокойно. Рано утром проснулся он и с сияющим лицом обратился к домашним.
— Жена, дети! — заговорил Авессалом. — Подите все ко мне; я нашел фамилию. Золото и драгоценные камни — достояние богатых, но солнце по воле Господа светит равно для всех; оно принадлежит и богатым и беднякам. Я назовусь Зонненглянц (солнечное сияние). Это ли еще не имя? А?
Все были поражены изумлением. Никто не возразил ни слова. Авессалом торопливо оделся, вышел на улицу и через несколько минут стоял у дверей канцелярии переписи, как раз за два часа до открытия канцелярских работ. С спокойной душою, после терпелпвого ожидания, вошел он в канцелярию, мрачную, темную, обширную комнату, на цыпочках приблизился в канцеляристу Крумгольцу и почтительно начал созерцать и изучать его персону и группировавшиеся вокруг неё повсюду чернильные кляксы и пятна.
