покрыты сверхъ обыкновеннаго румянцемъ да и темные глазки ея какъ то не просто ласкали и нѣжили, а выдавали собою какое то ощущеніе удовлетворенія и легкой насмѣшки, адресованной повидимому къ ея мудрому супругу. Вступивъ въ комнату талмудистъ, наступилъ какъ разъ на какой то твердый предметъ; онъ поднялъ его, разсмотрѣлъ при свѣтѣ, — предметъ оказался офицерской шпорой.
— Кто у тебя былъ? — спросилъ мудрецъ у своей красавицы жены.
Та пожала только плечами.
— Такъ я самъ долженъ тебѣ сказать? Изволь: у тебя былъ гусарскій офицеръ!
— А почему бы ему у меня не быть? — неожиданно изрекла Браницкая Венера, натянувъ на себя поплотнѣе куцавѣйку.
— Жена! Или ты лишилась разсудка?
— Нѣтъ! Я въ полномъ умѣ, — отвѣчала она и легкая улыбка заиграла на ея очаровательныхъ губкахъ. — Но развѣ не обязана я, какъ честная еврейка сдѣлать все отъ меня зависящее, чтобъ Мессія пришелъ поскорѣе освободить бѣдный народъ Израильскій?…
покрыты сверх обыкновенного румянцем, да и темные глазки её как то не просто ласкали и не жили, а выдавали собою какое то ощущение удовлетворения и легкой насмешки, адресованной по-видимому к её мудрому супругу. Вступив в комнату, талмудист наступил как раз на какой то твердый предмет; он поднял его, рассмотрел при свете, — предмет оказался офицерской шпорой.
— Кто у тебя был? — спросил мудрец у своей красавицы жены.
Та пожала только плечами.
— Так я сам должен тебе сказать? Изволь: у тебя был гусарский офицер!
— А почему бы ему у меня не быть? — неожиданно изрекла Браницкая Венера, натянув на себя поплотнее куцавейку.
— Жена! Или ты лишилась рассудка?
— Нет! Я в полном уме, — отвечала она и легкая улыбка заиграла на её очаровательных губках. — Но разве не обязана я, как честная еврейка, сделать всё от меня зависящее, чтоб Мессия пришел поскорее освободить бедный народ Израильский?…
