Затѣмъ я была принуждена выйти къ солдатамъ, которые, изнемогая отъ жажды и усталости, взломали одинъ погребъ и своими киверами черпали венгерское вино, которое принимали за легкій медъ; мнѣ удалось уговорить солдатъ вылить вино изъ киверовъ и вкатить бочки обратно въ погребъ, и послать за водой; я была поражена этимъ доказательствомъ ихъ привязанности и довѣрія ко мнѣ, тѣмъ болѣе, что ихъ офицеры до меня безуспѣшно останавливали ихъ. Я раздала имъ остатокъ сохранившихся у меня денегъ[1] и вывернула карманы, чтобы показать, что у меня нѣтъ больше денегъ. Всего было 160 р., т. е. 16 золотыхъ имперіаловъ; я обѣщала, что по возвращеніи ихъ въ городъ имъ дадутъ водки на счетъ казны, и что всѣ кабаки будутъ открыты. Посѣтивъ другія кордегардіи, я раздала дукаты, оставшіеся у меня въ особомъ карманѣ. И тамъ мои убѣжденія привели къ желаемому результату.
Возвратившись во дворецъ, я увидѣла, что въ той же комнатѣ, гдѣ Григорій Орловъ лежалъ на канапе, былъ накрытъ столъ на три куверта. Я прошла, не показывая вида, что я это замѣтила. Вскорѣ ея величеству доложили, что обѣдъ поданъ; она пригласила и меня, и я къ своему огорченію увидѣла, что столъ былъ накрытъ у того самаго канапе. Моя грусть или неудовольствіе (скорѣй и то и другое, такъ какъ я искренно любила императрицу), очевидно, отразились на моемъ лицѣ, потому что государыня спросила меня, что со мной.
— Я сильно устала и не спала вотъ уже 15 дней, — отвѣтила я.
- ↑ Я не просила и не получала денегъ отъ императрицы; тѣмъ менѣе приняла бы я ихъ отъ французскаго министра, какъ то увѣряли нѣкоторые писатели. — Мнѣ ихъ предлагали и открывали огромный кредитъ; но я неизмѣнно отвѣчала, что, съ моего вѣдома и согласія, никакія иностранныя деньги, отъ какой бы державы онѣ ни исходили, не будутъ употреблены на поддержаніе переворота.
