несправедливостью и небывалымъ въ Россіи примѣромъ недостатка вѣротерпимости, съ другой онъ получилъ доказательство, что я на хорошемъ счету и что ко мнѣ расположенъ государь. Что касается меня, то я былъ сначала болѣе озадаченъ, чѣмъ обрадованъ, такъ эта новость была для меня неожиданна. Впослѣдствіи я имѣлъ основаніе быть довольнымъ, что не слишкомъ обрадовался извѣстію о своемъ назначеніи флигель-адъютантомъ, потому что оно состоялось только три года спустя, когда я даже потерялъ надежду быть назначеннымъ.
Съ 1850 года л.-гв. саперный баталіонъ, составляя бригаду съ гренадерскимъ и учебнымъ сапернымии баталіонами, былъ расположенъ лагеремъ близь Петергофа. Пользуясь правами адъютанта части, въ которой государь былъ шефомъ, я ежедневно ѣздилъ съ рапортомъ въ государю и, признаюсь, въ этомъ находилъ счастье. Это счастье было совсѣмъ независимо отъ какихъ либо расчетовъ или надеждъ по службѣ; теперь (1868 г.), когда забытый всѣми, я живу въ уединеніи въ Козеницѣ, я могу говорить правду, мнѣ повѣрятъ, что для меня видѣть Николая Павловича была высшая степень счастья, — наслажденіе, котораго я описать не въ состояніи: я его любилъ отъ всей любящей души — и никогда не могъ имъ налюбоваться. Утренняя ежедневная поѣздка во дворецъ замѣняла для меня всевозможныя удовольствія. Четыре года: 1850, 1851, 1852 и 1853 я въ теченіи цѣлаго лѣта ежедневно являлся къ государю вмѣстѣ съ адъютантомъ л.-гв. Коннаго полка Воейковымъ, впослѣдствіи еще прежде меня назначеннымъ флигель-адъютантомъ и потомъ убитымъ при взятіи французами Малахова кургана.
Платонъ Александровичъ Воейковъ былъ добрый товарищъ, дѣльный офицеръ, хотя на видъ нѣсколько угрюмый, но любилъ
