испытанія пульса, я замолчалъ; но когда онъ приказалъ мнѣ говорить, я отвѣчалъ, что если ужъ отступать, то по крайней мѣрѣ для виду слѣдовало бы приказать, чтобы въ честь древней столицѣ арріергардъ нашъ далъ сраженіе.
День клонился уже къ вечеру, а объ оставленіи Москвы еще ничего не было извѣстно. Военный министръ призвалъ меня къ себѣ и объяснилъ причины, по которымъ отступленіе онъ полагаетъ необходимымъ. Причины эти были самыя ясныя и основательныя, противъ которыхъ возразить было невозможно, и никогда я не слыхалъ Барклая де-Толли столь благоразумно разсуждающаго. Онъ пошелъ къ Кутузову и мнѣ приказалъ идти за собою; ему болѣе нежели кому-либо были извѣстны обстоятельства. Отъ предложенія Барклая Кутузовъ былъ въ восхищеніи, ибо такимъ образомъ не онъ первый предложилъ оставить Москву и было на кого сложить вину; а дабы еще болѣе отклонить отъ себя упреки, приказалъ созвать совѣтъ, и въ 8-мъ часовъ вечера назначено для сего время.
Въ совѣтѣ были: главнокомандующій военный министръ Барклай де-Толли, генералъ отъ кавалеріи баронъ Беннигсенъ, генералъ
