ихъ окружающаго такими же точно пріемами, то пріемами изложенія и слога вмѣстѣ, то только пріемами изложенія, и между ними есть такія, какихъ нѣтъ ни въ Словѣ о полку Игоревѣ, ни въ Словѣ о Задонщинѣ (Прил. II). Эти мѣста — очевидныя вставки, и доказываютъ, съ одной стороны, что онѣ нравились, съ другой, что былъ источникъ, изъ котораго ихъ можно было почерпать. Что же это за источникъ? И для этого, какъ для всего другаго подобнаго, источникъ одинъ и тотъ же: поэмы въ родѣ Слова о полку Игоря, ихъ духъ, ихъ мысль.
орломъ и многимъ ворономъ, яко оболоку велику, играющимъ же птицамъ, орломъ же клекъшущимъ и плавающимъ крилома своима и воспрометающимся на воздусѣ, яко же никогда же и николи же не бѣ. И се знаменіе не на добро бысть. (Ипат. л. 183).
«Воемъ всимъ съсѣдшимъ, и вооружьшимъся Нѣмьцемъ изо стана, щитѣ же ихъ яко зоря бѣ, шоломы же ихъ яко солнцю восходящю, копіемъ же ихъ дрьжащимъ въ рукахъ яко тръсти мнози, стрѣлцемъ же обаполъ идущимъ и держащимъ въ рукахъ рожанци своя, и наложившимъ на нѣ стрѣлы своя противу ратнымъ, Данилови же на конѣ сѣдяшу и воѣ рядяшу, и рѣша Прузи Ятваземъ: Можете ли древо поддрьжати сулицами и на сію рать дерьзнути? Они же видѣвше и возвратишася во свояси». (Ипат. л. 180).
«Устремилъ бо ся бяше (Романъ) на поганыя яко и левъ. Сердитъ же бысть яко и рысь, и губяше яко и коркодилъ, и прехожаше землю ихъ яко и орелъ. Храборъ бо бѣ яко и туръ. Ревноваше бо дѣду своему Мономаху, и гнавшу отрока во Обезы за Желѣзная врата». Вспомнивъ о Мономахѣ то, о чемъ въ другихъ сказаніяхъ о немъ нѣтъ помину, лѣтописецъ вспоминаетъ, какъ явился потомъ въ поляхъ Половецкихъ тотъ Кончакъ, который долго оставался страшнымъ врагомъ всей Руси. Загналъ Мономахъ отрока въ Обезы за Желѣзныя врата. «Сърчанови же оставшю у Дону, рыбою ожившю, тогда Володимеръ Мономахъ пилъ золотомъ шоломомъ Донъ, пріемши землю ихъ всю. По смерти же Володимерѣ, оставшю у Сырьчана единому гудьцю же Ореви, посла и во Обезы, река: «Володимеръ умерлъ есть; а воротися, брате, пойди въ землю свою. Молви же ему моя словеса, пой же ему пѣсни Половецкыя. Оже ти не восхочетъ, дай ему поухати зелья, именемъ евшанъ». Не захотѣлъ братъ Сьрчана «обратится ни по
их окружающего такими же точно приемами, то приемами изложения и слога вместе, то только приемами изложения, и между ними есть такие, каких нет ни в Слове о полку Игореве, ни в Слове о Задонщине (Прил. II). Эти места — очевидные вставки, и доказывают, с одной стороны, что они нравились, с другой, что был источник, из которого их можно было почерпать. Что же это за источник? И для этого, как для всего другого подобного, источник один и тот же: поэмы в роде Слова о полку Игоря, их дух, их мысль.
орломъ и многимъ ворономъ, яко оболоку велику, играющимъ же птицамъ, орломъ же клекъшущимъ и плавающимъ крилома своима и воспрометающимся на воздусѣ, яко же никогда же и николи же не бѣ. И се знаменіе не на добро бысть. (Ипат. л. 183).
«Воемъ всимъ съсѣдшимъ, и вооружьшимъся Нѣмьцемъ изо стана, щитѣ же ихъ яко зоря бѣ, шоломы же ихъ яко солнцю восходящю, копіемъ же ихъ дрьжащимъ въ рукахъ яко тръсти мнози, стрѣлцемъ же обаполъ идущимъ и держащимъ въ рукахъ рожанци своя, и наложившимъ на нѣ стрѣлы своя противу ратнымъ, Данилови же на конѣ сѣдяшу и воѣ рядяшу, и рѣша Прузи Ятваземъ: Можете ли древо поддрьжати сулицами и на сію рать дерьзнути? Они же видѣвше и возвратишася во свояси». (Ипат. л. 180).
«Устремилъ бо ся бяше (Романъ) на поганыя яко и левъ. Сердитъ же бысть яко и рысь, и губяше яко и коркодилъ, и прехожаше землю ихъ яко и орелъ. Храборъ бо бѣ яко и туръ. Ревноваше бо дѣду своему Мономаху, и гнавшу отрока во Обезы за Желѣзная врата». Вспомнив о Мономахе то, о чём в других сказаниях о нём нет помину, летописец вспоминает, как явился потом в полях Половецких тот Кончак, который долго оставался страшным врагом всей Руси. Загнал Мономах отрока в Обезы за Железные врата. «Сърчанови же оставшю у Дону, рыбою ожившю, тогда Володимеръ Мономахъ пилъ золотомъ шоломомъ Донъ, пріемши землю ихъ всю. По смерти же Володимерѣ, оставшю у Сырьчана единому гудьцю же Ореви, посла и во Обезы, река: «Володимеръ умерлъ есть; а воротися, брате, пойди въ землю свою. Молви же ему моя словеса, пой же ему пѣсни Половецкыя. Оже ти не восхочетъ, дай ему поухати зелья, именемъ евшанъ». Не захотел брат Сьрчана «обратится ни по
