зуясь для сего наличностью глубоко вкоренившихся в народное сознание религиозных предрассудков. Эти организации возбуждали темные массы против мероприятий советской власти, выпускали от имени патриарха воззвания и послания, грозя мирянам за соучастие в советском строительстве карами: анафематствованном, отлучением от таинств; а священникам, и—низвержением из сана; предлагали всевозможные обходные движения—в целях защиты материальных богатств церкви, не останавливаясь перед сокрытием имущества.
Бывший егермейстер Самарин и Кузнецов, разделяя лозунги воинствующего духовенства, были главными организаторами набатного звона и попыток сопротивления при передаче трудящимся монастырских зданий и богатств, следствием чего в некоторых местах, при национализации монастырей, имели место столкновения между монашеской партией и советской властью.
Самарин и Кузнецов содействовали распространению брошюры А. Полозова, в коей декрет об отделении церкви от государства именуется „сатанинским“, всячески препятствовали проведению в жизнь самого декрета. Кроме того, Самарин вошел в сношение с зарубежной контрреволюцией с целью политической информации и объединения деятельности и даже сам пытался скрыться на Украйну по подложному паспорту.
Суд, следствие показало, что игумен Иона и духовник Савва, лично присутствуя при вскрытии мощей так наз. преподобного Саввы и будучи свидетелями безупречного поведения при сем акте советских властей, измыслили с контр-рев. целью злостно клеветнические слухи о кощунственных действиях советских работников.
Окончившие Московскую духовную акамедию Яницкий, Холанский и Максимов, состоя на советской службе, в пролетарской школе, по соглашению с игуменом Ионою и духовником Саввою, приняли участие в составлении указанной выше жалобы и собирании под нею подписей, а учитель Максимов, из опасения ответственности за ложную жалобу, склонил двух своих учеников в учительской к даче ложной подписи.
Трибунал объявил Самарина и Кузнецова врагами сов. власти и, приняв во внимание мощь и силу внешнего и внутреннего пролетарского фронта, расстрел заменил заключением в концентрационный лагерь.
Остальные обвиняемые были приговорены к более слабым наказаниям.
30-го сентября 1919 г. в камере Народного Судьи гор. района слушалось дело об освобождении Р. И. Медведя от призыва в тыловое ополчение по религиозным убеждениям (на основании декрета, от 4-го января 1919 г.), кассированное Совнарсудом по протесту Наркомюста.
Со стороны Объединенного Совета явились: секретарь последнего, бывший секретарь Льва Толстого, гр. Сергеенко, Р. И. Медведь, приведший с собою свидетельниц, и представитель Наркомюста.
В процессе выяснилось, что за все время своей деятельности гр. Медведь не имел со своим начальством по иерархии ни одного конфликта на почве разногласий в вопросе освящения провославною церковью всевозможных насилий и даже повышался по лестнице карьеры, так как ныне состоит священником одного из самых доходных соборов в Москве, именно Василия Блаженного.
Мало того, когда уже началась революция, гр. Медведь основал религиозное братство в Севастополе с определенным лозунгом: активной борьбы с атеистами, материалистами и т. д.
В феврале 1918 г. гр. Медведь основывает общество московского братства союза ревнителей и проповедников православия. Как видно из устава, цель общества: борьба за возвращение церковникам национализированных ныне богатств, за возвращение прав юридического лица, защита якобы гонимой веры и церковных святынь „от разного рода врагов“, „при чем по уставу во главе братства“ может стоять только лицо священного сана—епископ или священник и т. д.
Устав поступил на утверждение и благословение патриарха Тихона, который 20 февраля 1918 г. пишет своей рукой следующее: „Господь да поможет ревнителям — совершить то дело, кое так нужно ныне“.
В своем последнем слове гр. Медведь не засвидетельствовал ни одного факта своей искренности, даже заявил, что напрасно будут ждать от него гласного заявления пред народом о сочувствии революции; „этого никогда не будет“, — отчетливо повторил гр. Медведь на всю
