и҆́хже не слы́шатсѧ гла́си и҆́хъ[1]. Поэтому, если какое-либо слово не высказывается, то это вовсе не есть слово.
Тогда Троил сказал:
— Имей в сердце своем какую угодно веру; никто тебе но запрещает.
Святый Максим возразил:
— Но полное спасение зависит не от одной сердечной веры, а и от исповедания ее, ибо Господь говорит: и҆́же ѿве́ржетсѧ менѐ пред̾ человѣ́ки, ѿве́ргꙋсѧ є҆го̀ и҆ а҆́зъ пред̾ ѻ҆ц҃е́мъ мои́мъ, и҆́же на небесѣ́хъ[2]. Равно и Божественный Апостол учит: се́рдцемъ вѣ́рꙋетсѧ въ пра́вдꙋ, ᲂу҆сты̑ же и҆сповѣ́дꙋетсѧ во сп҃се́нїе[3]. Если же Бог и Божественные пророки и апостолы повелевают исповедывать словом и языком таинство веры, которое приносит всему миру спасение, то нельзя принуждать к молчанию относительно исповедания, чтобы не умалялось спасение людей.
На это Епифаний злобным голосом воскликнул:
— Подписал ли ты постановления Собора, бывшего в Риме?
— Подписал, — ответил святый.
Тогда Епифаний продолжал:
— Как ты осмелился подписать и анафемствовать исповедующих веру так, как прилично разумным существам и как учит Кафолическая Церковь? Воистину собственным судом мы приведем тебя в город и поставим на площадь связанного, соберем всех комедиантов, и блудниц, и весь народ, и заставим их бить тебя по щекам и плевать тебе в лицо.
На это святый отвечал:
— Да будет так, как ты сказал. Если же ты утверждаешь, что мы анафемствовали тех, которые признают два естества, соединившиеся в Господе нашем, а равно две воли и два действия, соответствующие каждому естеству во Христе Господе, Который по естеству Божественному есть Истинный Бог, а по естеству человеческому — истинный человек, то прочти, господин мой, книгу, заключающую в себе деяния этого Собора, и если вы найдете то, что сказали, делайте, что хотите. Ибо я и все сотрудники мои, и все, подписавшие деяния Собора, анафемат-
