они убегали. Однажды они явились даже в весьма светлом виде и стали говорить:
— Мы пришли, Антоний, чтобы дать тебе свет.
Но я зажмурил свои глаза, чтобы не видеть диавольского света, начал молиться в душе Богу, — и богопротивный свет их погас. Спустя же немного времени они снова явились и стали предо мною петь и спорить друг с другом от Писания, — но я был как глухой и не слушал их. Случалось, что они колебали самый монастырь мой, но я с бестрепетным сердцем молился Господу. Часто вокруг меня слышались крики, пляски и звон; но когда я начинал петь, крики их обращались в плачевные вопли, и я прославлял Господа, уничтожившего их силу и положившего конец их неистовству.
— Поверьте, дети мои, тому, — продолжал Антоний, — что я расскажу вам: однажды я видел диавола в образе необычайного великана, который осмелился сказать о себе:
— Я — Божия сила и премудрость, — и обратился ко мне с такими словами: — Проси у меня, Антоний, чего хочешь, и я дам тебе.
Я же, в ответ, плюнул ему в уста и, вооружившись Христовым Именем, всецело устремился на него, и этот великан на вид тотчас растаял и исчез у меня в руках. Когда я постился, он снова явился мне под видом чернеца, который принес хлебов и уговаривал меня поесть.
— Ты, — говорил он, — человек и не свободен от человеческой слабости, сделай же некоторое послабление своему телу, иначе можешь заболеть.
Но я понял, что это — коварное обольщение лукавого змия, и, когда обратился к своему обыкновенному оружию — знамению креста Христова, — он тотчас превратился в струю дыма, которая, потянувшись к окну, исчезла чрез него. Бесы часто пытались прельстить меня в пустыни являвшимся вдруг призраком золота, рассчитывая соблазнить или видом его, или чрез прикосновение к нему. Не скрою и того, что демоны много раз принимались бить меня. Но я терпеливо переносил побои и лишь восклицал:
— Никто не может отлучить меня от любви Христовой!
От этих слов они приходили во взаимную друг против друга ярость и, наконец, были прогоняемы не по моему, но по
