ший над прочими рабами, то он, увидев одетого в лохмотья нищего, спросил у него:
— Кто ты, откуда и зачем осмелился придти сюда? Ступай скорее прочь отсюда, так как сейчас выйдут мои господа.
— Как видишь, — кротко отвечал ему Иоанн, — я — нищий, не имею где приклонить голову, прошу тебя, господин мой, сжалься надо мной, не гони меня отсюда, но позволь остаться в этом углу. Я никому не сделаю зла, сам же ты получишь милость от Бога, если пожалеешь меня и позволишь мне остаться здесь.
Сжалившись над нищим, управитель дома оставил его. Спустя немного времени вышли из дому родители Иоанна, направляясь в царский дворец. При виде их, блаженный заплакал и стал говорить в своем уме:
«Желание мое, наконец, исполнилось, — я вижу своих родителей. Но не порадуешься, диавол, потому что, по благодати моего Господа, я считаю за ничто твои, обращенные против меня, палящие стрелы».
И снова от всей души воззвал он к Богу:
«Господи Иисусе Христе, не оставь меня до конца!»
Блаженный Иоанн оставался неподвижным в углу у ворот и лежал там, как Лазарь[1], или как Иов на куче пепла[2]. Отец его, видя лежащего у ворот бедного нищего, начал посылать ему кушанья со своего стола, говоря:
— Велико терпение у этого нищего, — оставаясь без крова, он переносит и зиму и зной, и мороз и дождь; поистине таковые именно наследуют Царство Небесное. Ради него Бог, может быть, и нас спасет, почему и направил его к нам, — чтобы, оказывая милость ему, мы чрез это и сами удостоились потом быть помилованными Им. Кто знает, — быть может, такую же нищету переносит сейчас и наш возлюбленный сын Иоанн, о котором мы даже не знаем, где он; мы делаем этому нищему то самое, чего желали бы в таком случае нашему сыну от других.
Однажды мать Иоанна, выйдя из дому, увидела этого нищего лежащим на куче навоза в своих лохмотьях. Это показалось ей настолько отвратительным, что она сказала слугам:
