себя на те муки и казни, которыми обыкновенно наказываются злодеи.
На это святый мученик ответил:
— Это не безумие, но великая премудрость, — кто ради несказанных и вечных благ и вечной жизни принял преждевременную смерть, не обращая внимания на сии краткие и временные муки.
Тогда игемон сказал:
— Итак, ты лучше избираешь для себя муку, нежели покой, и лучше смерти желаешь, чем жизни?
— Я и мук боюсь, — ответил на это Феофил, — и смерти трепещу, — но тех мук, которым не будет конца, и ужасаюсь той смерти, которая влечет за собою вечную казнь. Мучениям, которым ты можешь предать меня, настанет скорый конец, казнь же, уготованная идолопоклонникам, никогда не скончается!
Тогда игемон повелел повесить святаго Феофила нагим на дереве и жестоко его бить. Когда стали бить святаго, он произнес:
— Ныне я совершенно христианин, ибо повешен на дерево, а оно подобно кресту. Итак, благодарю Тебя, Христе Боже, что Ты даровал мне быть повешенным на Твоем знамении.
— Окаянный, — сказал игемон, — пощади тело твое!
— Окаянный, пощади душу свою! — ответил Феофил. — Я не щажу своей временной жизни, но за то навеки будет спасена душа моя.
Тогда мучитель, еще более разгневавшись, повелел строгать мученика железными когтями и опалять свечами. Святый же, как бы не чувствуя страданий, радовался в муках своих и только произносил:
— Христе, Сыне Божий, я исповедую Тебя, — сопричти меня к лику святых Твоих!
Лицо его было при этом радостно.
После того, как слуги мучителя изнемогли от своего труда, игемон Саприкий издал на святаго такой смертный приговор:
«У Феофила, до сих пор не принесшего жертвы бессмертным богам, а ныне уже развратившегося и даже уклонившегося от наших богов к христианскому сонмищу, — повелеваем усечь главу мечом».