— В тот самый час, — ответил Феофил, — когда уверовал во Христа и исповедал Его, — тогда и стал христианином; и теперь я от всего сердца верую в бессмертного Христа, Сына Божия, проповедую Имя Его истинное, Имя святое, Имя непорочное, — Имя, в коем не обретается ни лицемерия, ни того заблуждения, какое царствует в идолах.
Тогда игемон сказал:
— Итак, значит, наши боги есть заблуждение?
— Как может не быть лжи в тех идолах, — ответил Феофил, — которых рука человеческая сделала из дерева, выковала из меди и железа и изваяла из олова, — на коих гнездятся совы, и пауки ткут свои сети, внутри же они полны мышей? И если я теперь говорю неправду, то да буду человеком лживым; ты же сам рассмотри, не истину ли я говорю? А так как я не лгу, то ты и сам скоро согласишься с истиною и отвратишься от лжи. Ибо тебе, как судии, судящему за ложь других, до́лжно и самому обратиться от лжи к истине, — Христу Богу.
Тогда игемон сказал:
— Итак, наши боги не живые существа?
— В идолах мы видим подобие человеческое, — ответил на это Феофил, — но они бесчувственны: Бог же есть существо невидимое, живое и Податель всякой жизни. Идолы, если они сделаны из дорогого материала, обыкновенно стерегутся, чтобы их не украли воры, Бог же Небесный никем не охраняется, но Он охраняет всех, соблюдая Свое создание.
Тогда игемон воскликнул:
— О, окаянный Феофил! Вижу, что ты желаешь погибнуть лютою смертию.
— Я стремлюсь обрести добрую жизнь, — отвечал блаженный Феофил.
После этого игемон сказал:
— Знай, что если останешься при этом своем безумии, то я предам тебя великим мукам, а потом повелю предать тебя жестокой смерти.
— Я теперь только того и желаю, чтобы мне умереть за Христа Бога, — ответил Феофил.
— Вспомни дом твой, жену, детей и сродников твоих, — сказал тогда игемон, — и безумно не выдавай себя на лютую смерть, ибо ведь это действительно безумие — самовольно отдать
