В один же день воскресный, когда нес он Животворящую Кровь Великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, — внезапно вытек у него глаз. И из сего знамения уразумели отцы, что простил ему Господь грех, по слову святаго Симеона»[1].
Некий пресвитер сидел как-то в притворе церковном и читал Святое Евангелие. И вот злой дух пришел к нему в образе облака темного и мрачного и, как клобук, обвил его голову; и погас для него свет, и разум у него отнялся, и расслабли все кости его и не мог он говорить. Вошедшие нашли его лежащим замертво; и пробыл он в той болезни девять лет, и не мог повернуться на другой бок, если кто-нибудь не помогал ему. Домашние его, слышав о святом Симеоне, пошли к святому, неся болящего на постели, и, не дошедши трех поприщ до монастыря, остановились там на отдых. И святому Симеону, стоявшему на молитве, открыто было о пресвитере. В полночь призвал святый одного из учеников своих и сказал ему:
— Возьми отсюда воды и ступай скорей; ты найдешь одного пресвитера, носимого на постели, покропи его водою сею и скажи ему: «Говорит тебе грешный Симеон: во Имя Господа нашего Иисуса Христа встань и оставь постель твою и приходи ко мне на своих ногах».
Ученик пошел и сделал по слову святаго. И встал пресвитер совсем здоровый и, пришедши, повергся пред святым.
Святый сказал ему:
— Встань, не бойся! Хотя и причинял тебе печаль диавол девять лет, но человеколюбие Божие не оставило тебя до конца
- ↑ Событие с диаконом Миною может быть понимаемо таким образом. По неизвестной причине Мина самовольно оставил монашество и диаконство и проводил время как мирянин. Это своеволие с его стороны, конечно, было тяжким грехом, но в то же время без суда церковного над ним, он не мог еще почитаться лишившимся благодати диаконства. Соответственно сему, и совершенное над Миною, по повелению преподобного, пострижение, равно как и произнесение Миною молитвы, то есть ектений, было только образным, видимым напоминанием Мине об оставленном им своевольно иноческом житии и диаконском служении; чрез это напоминание преподобный, очевидно, хотел возбудить в Мине раскаяние и, кроме того, быть может, — избавить братию монастыря от сомнений в возможности для Мины продолжать диаконское служение. Что же касается излияния у Мины глаза, то оно означало, что Мина наказан за свой грех Самим Богом и, следовательно, более наказанию (по монастырскому уставу и правилам церковным) не подлежит.
