метив место ее усыпальницы, он решился, с наступлением ночи, разрыть могилу и снять одеяние с мертвой.
Случилось, что и святый Андрей, творя обычные подвиги юродства Христа ради, пошел на то место. Как только заметил он того гробокопателя, он провидел духом злое его намерение. Желая отклонить вора от задуманного дела и предугадывая, какое воспоследует ему наказание, святый Андрей взглянул на него с суровым видом и, как бы в сильном гневе, сказал:
— Так говорит Дух, судящий похищающих одежды лежащих во гробах: не будешь ты более видеть солнца, не будешь видеть дня, ни лица человеческого; затворятся для тебя врата дома твоего и никогда более не откроются. Померкнет для тебя день и уже никогда не просветлеет.
Услышав сие, гробокопатель не понял того, о чем говорил святый, и отошел, не обращая на слова его никакого внимания. Святый же, вторично посмотрев на него, сказал:
— Ты уходишь? — Не укради! Если же ты сделаешь сие, то — свидетельствую Именем Иисуса — не увидишь никогда солнца.
Поняв, что святый говорит ему, гробокопатель удивился, каким образом он знает его намерение, и, возвратившись к святому, сказал:
— Ты точно одержим беснованием и по демонскому наущению говоришь о таинственном и неизвестном! Я же нарочно пойду туда, чтобы видеть, сбудутся ли твои слова!
После сего святый удалился, продолжая юродствовать. С наступлением вечера, выбрав удобное время, вор отвалил камень от гроба, вошел в гроб и прежде всего взял верхнюю одежду покойной и все украшения, ибо они были многоценны. Взяв это, он намеревался удалиться, но какой-то внутренний голос подсказал ему: «Сними и рубашку: ведь она хороша». Сняв рубашку с девицы, гробокопатель хотел выйти из могилы. Мертвая же девица, по повелению Божию, подняла свою правую руку и ударила гробокопателя по лицу, и он тотчас ослеп. Ужаснулся тогда несчастный и затрепетал, так что от страха стали сокрушаться челюсти его, зубы, колени и все кости.
Умершая же девица отверзла уста свои и сказала:
— Несчастный и отверженный человек! Ты не побоялся Бога, не подумал того, что и ты человек! Тебе бы следовало постыдиться девической наготы; с тебя довольно уже взятого то-
