На самом же деле Прокл находился в страхе, не догадываясь, кто пришел к Патриарху: помимо Прокла, никто не мог проникнуть к Патриарху, а о том, что это — явление Апостола Павла, он не знал.
Долго сидел вельможа, и, наконец, опять стал просить Прокла доложить о нем Патриарху.
— Ты сам видишь, — отвечал Прокл, — сколько времени я ожидаю, пока не выйдет беседующий с Патриархом; впрочем, я все-таки пойду, посмотрю в щель, не перестали ли они беседовать.
Прокл пошел и увидел, что беседа всё еще продолжается. Он возвратился и сел. Потом он подходил к двери в третий раз и видел то же самое.
— Тебе нужно было, отче, никого не пускать раньше меня, — сказал тогда сановник, — ведь ты знал, что я нахожусь в великой беде и со дня на день ожидаю себе смерти.
— Поверь мне, брат, — отвечал ему Прокл, — что я не вводил его и не знаю даже, кто он такой, и что нет здесь другого входа, которым кто-нибудь мог бы войти, кроме этого. Однако подожди еще немного.
Но в это время послышались удары к Утрени, и Прокл сказал пришедшему:
— Теперь ступай с миром: с этой минуты Патриарх не беседует уже ни с кем и ни о чем постороннем во время, назначенное для ночной молитвы, не думает, но до рассвета остается один, всем умом своим углубившись в молитву и беседуя с одним только Богом. Приходи же в следующую ночь, и я во чтобы то ни было введу тебя прежде всех.
Вельможа поднялся с места и печально, со слезами на глазах, пошел домой.
На следующую ночь он опять пришел в патриарший дом. Прокл опять, как и прежде, вставши, пошел докладывать о нем, и опять увидел Апостола, говорящего что-то на ухо святому Иоанну, и воротился, не смея прерывать их беседы, и опять вельможа, когда ударили к Утрени, пошел со скорбию домой ни с чем.
Со своей стороны Прокл весьма удивлялся и недоумевал, кто же именно приходит к Патриарху и когда к нему проникает. И вот, он дал себе зарок — не есть, не пить, не спать
