них, по имени Зардан, которого царь за его верность и преданность приставил надзирать за двором царевича, сказал однажды Иоасафу:
— Ты хорошо знаешь, государь, как почитаю я твоего отца и как я ему верен, — за то и приставил он меня служить тебе. Теперь же, видя, как часто входит к тебе и беседует с тобою этот странный человек, я боюсь, не христианской ли он веры, против которой так враждует отец твой, и не пришлось бы мне подвергнуться из-за него осуждению на смерть. Поэтому, или скажи о нем царю, или перестань совсем беседовать с ним, или отошли меня от себя, чтобы не быть мне в ответе.
Царевич отвечал:
— Вот что мы сделаем сначала, Зардан: ты сядешь тайно за завесою и послушаешь его беседы со мною, — тогда я тебе и скажу, что нужно сделать.
И когда однажды Варлаам явился во дворец, Иоасаф, спрятавши предварительно Зардана за завесою, сказал старцу:
— Напомни мне вкратце учение твое, дабы оно крепче укоренилось в моем сердце.
Варлаам начал говорить и многое поведал ему о Боге, благочестии, будущих благах и вечных мучениях, и, наконец, после долгой беседы, встал, сотворил молитву и удалился в свое жилище.
Царевич вызвал тогда Зардана и спросил его, испытывая:
— Слышал ли ты, о чем беседовал со мною этот лживый старик: он покушается прельстить меня своим учением, лишить всех моих утех и наслаждений и привести к чужому Богу.
Зардан отвечал:
— Не искушай, государь, меня, раба твоего: я хорошо знаю, как глубоко пали тебе на сердце слова этого человека, и все мы знаем, что проповедь его — истинна. Но с тех пор, как твой отец воздвиг лютое гонение на христиан, вера их обречена на погибель, и если она всё-таки пришлась тебе по сердцу и ты можешь понести соединенные с нею страдания и труды, то да исполнится благое желание твое. Но что же делать мне? Я даже и смотреть не в силах на такие страдания и на столь скорбное житие их. От страха царского гнева сердце у меня
