— Покорись мне, — продолжал мучитель-проконсул, — и принеси жертву богам, чтобы тебе не умереть как злодею! Ужели ты не слыхал о приказании царя и всех советников его, которым они определили, чтобы на земле не жил ни один христианин, и освободили от христианского заблуждения многих добрых и удивительных мужей?
— Бл҃же́нъ мꙋ́жъ, — отвечал святый, — и҆́же не и҆́де на совѣ́тъ нечести́выхъ и҆ на пꙋтѝ грѣ́шныхъ не ста̀[1], не прельстившись обольщением сего суетного мира; те же, которые соблазнились и послушались вас, погибнут, ꙗ҆́кѡ пра́хъ, ветром возмета́емый ѿ лица̀ землѝ[2], и уже погибли!
Соблазняя святаго Кодрата, проконсул говорил ему обольстительные речи со слезами и вздохами; под конец же сказал:
— Кодрат, добровольно избирая смерть, не лишайся этого, дорогого человеку, света, не лишайся этой сладостной жизни.
При этих словах соблазнитель утирал платком свое лицо.
— Хищный пес! — отвечал проконсулу святый мученик. — Не думай змеиным коварством и притворными слезами обольстить меня! Ты отнюдь не уловишь меня — раба Божия!
При проконсуле Переннии находился полководец Максимиан. Последний сказал святому:
— Недоброжелательный человек! Мой честнейший господин — проконсул сожалеет тебя, а ты его оскорбляешь.
Святый отвечал:
— Пускай он, если родился на погибель, плачет о себе и о часе своего рождения, а ты-то зачем нас укоряешь? Если проконсул совершает суд, то кто такой ты, говорящий на суде перед ним? Для нас достаточно одного судьи, если же и ты желаешь производить суд над нами, то да уничтожит тебя Господь наш Иисус Христос!
Начальник тюрьмы после этого сказал проконсулу:
— Владыко! Клянусь твоим могуществом, что если ты попустишь ему дерзко говорить, то он осмелится после сего произнести оскорбление и хулы и на самих самодержцев, и мы подвергнемся немалой опасности!