их вниманию «Крещальный символ», который с давнего времени употреблялся в его церкви и был изложен почти исключительно выражениями, взятыми из Святаго Писания. Отцы встретили этот символ с одобрением; но чтобы с решительностию устранить возможность вкладывания в него еретической мысли, они признали нужным заменить некоторые общие выражения в нем такими, которые бы в совершенстве определяли церковную истину. Присутствовавший на Соборе император присоединился к отцам в одобрении Кесарийского символа и исповедал свое полное согласие с ним; но с тем вместе Константин предложил внести в символ формулу, на которой останавливались вожди Церкви еще на предварительных совещаниях для выражения церковной мысли о Сыне Божием и Его отношении к Богу-Отцу, — наименование Его единосущным Отцу. Слово, сказанное царем, единодушно было принято Собором и послужило определительною основою учения о Лице Господа Иисуса, центрального христианского догмата.
Символ «крещальный» был исправлен и Собором изложен новый, Никейский Символ Веры, непререкаемый для всей Вселенской Церкви.
Заключительное торжественное собрание отцев в Никее состоялось в императорском дворце 25 августа 325 года; оно совпало с 20-летним юбилеем царствования Константина[1].
Отпуская отцев Собора, Константин в прощальной речи к ним умолял их иметь мир между собою.
— Берегитесь, — говорил он, — горьких между вами споров. Пусть никто не имеет зависти к явившим особенную мудрость: достоинство каждого — считайте общим достоянием всей Церкви. Высшие и превосходные, не смотрите высокомерно на низших: Богу одному ведомо, кто превосходнее. Совершенство редко где бывает и надо иметь снисхождение к слабейшим братиям; мирное согласие дороже всего. Спасая неверующих, помните, что не всякого можно обратить ученым рассуждением, — научения надобно сообразовать с различными расположениями каждого, подобно врачам применяющим свои лекарства к различным болезням.
Исполнилось, таким образом, заветное желание благочестивого императора, которое он исповедал, однажды даже приводя
- ↑ Евсевий, Жизнь Константина. Кн. III, гл. 15.
